Памятником духовного перерождения князя Владимира стал построенный им храм в Корсуни — первая из многих христианских церквей, возведенных по велению Крестителя Руси. Летописец так говорит об этом:
«Поставил же [Владимир] церковь в Корсуни на горе, посреди града, где сыпали землю корсуняне, вынося присыпь. Та церковь стоит и до сего дня»{306}.
Слова летописца «посреди града» вовсе не означают некую центральную точку древнего Херсонеса, но лишь указывают на то, что церковь находилась внутри городских стен. Ее название опять-таки по-разному приводится различными письменными источниками. Из летописей, содержащих древнейший текст «Повести временных лет», лишь Ипатьевская называет церковь — Святого Иоанна Предтечи. Житие Владимира именует ее церковью Святого Василия. Возможно, это название отразилось и в Лаврентьевской летописи — в названии другой корсунской церкви, также стоящей «посреди града», — той, в которой крестились князь или его дружина.
Археологам, кажется, удалось найти остатки этого храма, отождествив Владимирову «церковь на горе» с открытой еще в XIX веке «базиликой на холме» в западной части города. Как оказалось, эта базилика — простая по форме и не очень большая по размерам — была поставлена на месте прежде разрушенного храма. Кем и когда был разрушен этот последний, неизвестно. Возможно, воинами самого Владимира после захвата города. Во всяком случае, новая базилика строилась из обломков прежнего храма, которые были под рукой у строителей. О связи новопостроенного храма с военными действиями свидетельствуют находки среди ее развалин каменных зубцов треугольной формы, некогда возвышавшихся над стенами города; их, очевидно, также использовали при строительстве{307}. Сбрасывание зубцов со стен после окончания военных действий имело символическое значение — оно знаменовало падение города в буквальном смысле этого слова.
Теперь наконец Владимир мог покинуть Корсунь. Но значительная часть города — богатства, святыни и даже жители, священники, — была вывезена князем на Русь. «Владимир же… забрал царицу, и Настаса, и священников корсунских с мощами святого Климента и Фива, ученика его, взял сосуды церковные и иконы на благословенье себе… Взял же и двух идолов медных, и четырех коней медных, которые и ныне стоят за Святою Богородицей (то есть за Десятинной церковью. — А. К.), о которых несведущие думают, будто они мраморные. Корсунь же возвратил обратно грекам в качестве вена[84], ради царицы; сам же пришел к Киеву»[85].{308}
Вывезенные Владимиром реликвии должны были не просто украсить Киев, но по существу превратить его в новый Корсунь, перенести седую древность и святость этого знаменитого византийского города на берега Днепра. В средние века такие абстрактные понятия, как преемственность, традиции и т. д., воспринимались очень конкретно. Киев, стольный град Владимира, не имел пока своего определенного места в границах христианского мира. Владимир раздвигал эти границы, включал в их пределы собственную державу, привносил в нее христианскую традицию — и делал это не умозрительно, а вполне осязаемо, буквально, перемещая сами христианские святыни.
Мы уже говорили о том, что священники-корсуняне составили клир киевской Десятинной церкви. В эту церковь была положена глава святого Климента Римского и мощи его ученика Фива (имя которого, кстати, упоминается в славянском тексте Мучения святого Климента). В начале XI века Титмар Мерзебургский назовет сам Десятинный храм «церковью мученика Христова папы Климента» — возможно, по находившемуся в нем приделу во имя святого. В XI или XII веке клирик Десятинной церкви составит торжественное «Слово», прославляющее святого Климента Римского как защитника и покровителя Руси, а также и князя Владимира, который «со многим тщанием, пребольшой верою… любезно и благоверно» перенес святые мощи из Корсуни в Киев «на освящение и спасение себе же и всему роду своему, скажу же, и стране нашей»{309}.
85
Никоновская летопись добавляет к числу трофеев, вывезенных Владимиром из Корсуни, еще «трех львов медяных».