К этому времени Ольга была уже при смерти. Рассказывая о пребывании Святослава в Киеве, летописец воссоздает такой диалог между князем и его матерью:
«Сказал Святослав матери своей и боярам своим: “Не любо мне в Киеве быть. Хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо там — середина земли моей, ибо туда сходятся все блага: от Грек — злато, паволоки[7], вина и плоды различные; от Чех же и от Венгров — серебро и кони, из Руси же — скора[8] и воск, мед и челядь”. Отвечала ему Ольга: “Видишь меня, в болезни пребывающую? Куда же хочешь идти от меня? — ибо уже она разболелась… — Погреби меня и иди, куда хочешь”».
Если верить преданию, записанному в «Повести временных лет», разговор этот состоялся всего за три дня до смерти княгини. Святослав открыто обозначил свой выбор. Киев и Русь не входили в расчет князя и более не интересовали его. Отсрочка же, испрошенная Ольгой, оказалась невелика.
11 июля 969 года Ольга скончалась. (Дата ее смерти сохранилась в церковной традиции как день празднования памяти блаженной княгини.) По оставленному ею завещанию, ее должны были похоронить по христианскому обычаю — она просила не насыпать курган над могилой и не совершать тризну — ритуальный пир с обильными жертвоприношениями. «То была предвозвестница христианской земле — словно денница пред солнцем и словно заря пред светом. Она сияла, как луна в ночи — так и она светилась среди неверных человеков…» — прославлял много позже летописец-монах блаженную княгиню{39}.
Хоронил Ольгу христианский священник, бывший при ней и прежде. Ее отпевали в церкви (может быть, домашней), а затем с пением положенных песнопений и с чтением обычных молитв предали земле. Гроб с телом княгини опустили в вырытую заранее яму и засыпали землей. Это было необычно и странно для киевлян, привыкших к совсем другому ритуалу погребения (особенно, если хоронили членов княжеской семьи).
Святослав и его дети присутствовали на похоронах. Может быть, и раньше, случайно, слышал Владимир христианское богослужение. Но тогда оно никак не откладывалось в его сознании. Теперь же он сам участвовал в странном и чуждом ему ритуале. Неизвестно, на каком языке читал свои молитвы пресвитер. Может быть, и на греческом — ведь именно в Греции приняла княгиня святое крещение. Но даже если славянская речь звучала в его устах, она едва ли была понятна княжичу. Он, конечно, различал слова, но общий смысл ускользал от него.
Владимир не любил бабки и потому вряд ли мог искренне переживать ее смерть. Торжественность богослужения, величественность того, что происходило, не передавались ему. Перед Владимиром совершалось действие, которого он не понимал и которое оставляло неприятный осадок в его душе. Таким, наверное, надолго осталось впечатление Владимира о христианской вере — нечто чужое, угнетающее, тягостное…
Владимир, конечно, не знал, что смерть Ольги открывала новый этап его биографии. Еще ребенок, он выходил на авансцену истории, превращался в самостоятельную политическую фигуру, реально действующее лицо. Впрочем, как мы увидим, и этот новый этап его жизни останется пока еще очень темным, почти не освещенным историческими свидетельствами и документами.
Глава третья.
НОВГОРОД
Смерть Ольги освободила Святослава от последних обязательств перед киевлянами. Теперь он мог возвращаться на Дунай, куда спешно влекли его дела. Но прежде, чем покинуть Русь, Святославу предстояло обустроить ее, навести в ней порядок. Русь оставалась не просто окраиной вновь создаваемой им державы, но его главным оплотом, «тылом», откуда уводил он воинов для своей дружины и куда мог вернуться в случае неуспеха. От того, насколько надежен будет этот «тыл», зависели будущие успехи князя.
Святослав выбрал наиболее простой и естественный путь удержания Руси в повиновении. Он разделил Русскую землю между своими сыновьями. Каждый становился князем, полновластным в своем княжении, но каждый при этом оставался сыном, во всем послушным отцу.
На киевский престол был посажен старший, Ярополк. Мы не знаем, кто из отцовских воевод или «думцев» должен был править городом вместе с Ярополком (до времени следовало бы сказать: вместо Ярополка). В том, что такой человек имелся, сомнений не возникает — юный князь пока еще не был готов к самостоятельному правлению. Ближайшие воеводы (например, Свенельд) нужны были Святославу на Дунае. В Киеве, видимо, оставляли тех, кто поплоше. Позже рядом с Ярополком мы встретим воеводу Блуда; может быть, именно он был выбран княжичу «в место отца».