Истории Владимиро-Суздальской Руси посвятил свою работу А. Н. Насонов.[42] Он рассмотрел политический статус князей в этом регионе, их деятельность, взаимоотношение с городами. А. Н. Насонов первый в нашей советской историографии отметил то огромное влияние, которое оказали города, городские коммунальные органы на политическую власть в стране. Значительно слабее, без учета некоторых источников прослежены взаимоотношения вечевых институтов в самой Владимиро-Суздальской Руси.[43]В результате эффектные, но весьма упрощенные выводы о классовой борьбе, о политическом антагонизме между боярами Ростова и горожанами Владимира стали надолго достоянием нашей литературы и повлияли на многие обобщающие труды и специальные исследования.
Общей задачей нашей историографии середины 20—30-х гг. стало творческое изучение и использование положений марксизма. Работы советских историков этого периода показывают, что они стремились овладеть качественно новым пониманием исторического процесса. Появились обобщающие работы по истории феодализма и Киевской Руси.
Крупнейший советский историк Б. Д. Греков, рассматривая Древнерусское государство, затронул и вопросы феодальной раздробленности. Ее причины он видит прежде всего в дальнейшем развитии производительных сил и производственных отношений, в замене отработочной формы феодальной ренты продуктовой, в быстрой эволюции вотчины по пути расширения и увеличения ее за счет захвата общинных земель, в интенсивном закабалении свободных общинников — земледельцев, в усилении эксплуатации зависимых крестьян, в возникновении многочисленных обособленных экономических и политических центров России.[44]
Определяя феодальную раздробленность и расчленение Древнерусского государства как «результат роста отдельных его составных частей», Б. Д. Греков считает княжение Юрия Долгорукого (первая половина XII в.) «историческим моментом», когда раздробление Руси окончательно определилось.[45] Б. Д. Греков расценивает деятельность Андрея Боголюбского и прежде всего его отказ ехать на великое княжение в Киев как «один из наиболее ярких примеров вновь создавшегося положения вещей, т. е. перемен в надстройке под влиянием перемен в базисе», как следствие возросшей экономической и политической мощи Владимиро-Суздальского княжества.[46]
Останавливаясь на институте веча в Древней Руси, он вскрыл классовую направленность веча владимирских горожан против самовластия бояр.[47] В целом, оценивая политику владимирских князей, Б. Д. Греков видит в ней черты будущей политики московских князей в деле складывания единого национального государства.[48]
В 1939 г. вышла обобщающая работа В. В. Мавродина, посвященная истории России IX–XVI вв. Становление и развитие Владимиро-Суздальской Руси составляют специальный раздел книги. Несмотря на популярный характер, работа содержит четкие методологические формулировки, насыщена фактическим материалом.[49]
В 30-е гг. также были опубликованы работы, непосредственно посвященные Владимиро-Суздальской Руси. А. В. Арциховский и Н. Н. Воронин поставили проблемы изучения становления классового общества на северо-востоке Руси в XI–XII вв. (колонизация региона, создание городов и сельских поселений, частные вопросы социально-экономической истории).[50] Появилась и популярная книга В. А. Галкина о политической истории Суздальской Руси VIII–XV вв.[51] К сожалению, автор неумело использовал летописные источники, а также переоценил объективность краеведческого материала. Книга грешит рядом фактических ошибок.
В 1940 г. вышла в свет книга М. Д. Приселкова.[52] Впервые в советской историографии рассматривалось летописание всей Древней Руси, в том числе и северо-востока. Несмотря на определенные просчеты — минимальное количество источников реконструкции, недостаточная аргументация ряда внутренних граней летописания, — исследование сыграло положительную роль в деле изучения истории и культуры Руси.
В последующие годы прослеживается дальнейшее развитие отечественной историографии. Для этого периода характерно повышение качества исследований, многие из историков стали применять метод комплексного изучения источников: исторических, этнографических, лингвистических, археологических и др.
42
44
49
51