Имеющиеся данные не позволяют безоговорочно согласиться с этим выводом. Княжеская юрисдикция над сотнями оставалась вплоть до времени монголо-татарского нашествия. Это хорошо видно из Устава Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых, который, согласно В. Л. Янину, датируется первой четвертью XIII в. В статьях 3 и 4 мы находим перечисление лиц княжеской администрации, участвовавших в выработке Устава, среди которых фигурируют и десять сотских.
В Киеве и других русских городах, где вечевые порядки не обрели такого развития, как в Новгороде, городское административное деление и управление определенно не осложнялись параллельными структурами. Система тысяцких, сотских и десятских находилась в ведении княжеской власти и представляла собой единую судебно-фискальную структуру. Подтверждением этому может быть киевское восстание 1113 г., острие которого было направлено против администрации умершего князя Святополка — тысяцкого Путяты и сотских. Впрочем, аналогичные действия новгородских низов по отношению к своим тысяцким также указывают скорее на княжеское, чем общинно-вечевое происхождение их власти.
Сотские, подобно тысяцким, нередко входили в число ближайших княжеских советников, заседали в вече (совете), участвовали в выработке судебных уставов. Сотник Пантелей принимал участие в составлении в 1229 г. известного Смоленского договора. Десять новгородских сотских, о чем уже шла речь, имели отношение к выработке Устава Всеволода. Галицкий сотник Микула, вместе с тысяцким Демьяном, заседал в вече, созванном Данилом Романовичем. Это он сказал князю знаменитую фразу: «Господине, не погнетши пчелъ меду не ѣдать».[355]
О функциональном содержании власти сотских в исторической литературе содержится такая же разноголосица, как и по поводу тысяцких.
Большинство историков видели в них прежде всего военачальников. Первым верно определил сотню А. Е. Пресняков. Он считал ее учреждением городским и не военным, а судебно-административным. Что касается связи тысяцкого с сотскими, то она не вызывала у него сомнений по самому названию должностей и характеру их функциональных обязанностей, хотя прямых указаний на нее для южных городов он не находил. В связи с этим, историк не склонен был рассматривать тысяцких и сотских, как единую по происхождению систему. Перед нами, утверждал он, не одна проблема о происхождении тысячно-сотенной организации, а две разные — о тысяцких и сотнях с их сотскими.[356] Присоединился к выводу М. С. Грушевского, считавшего сотских не народными должностными лицами, а княжескими. Не отрицал категорически их выборности и одновременно видел в них орудия княжего управления, а не представителей местного общества.[357]
Чтобы социальное содержание института тысяцких стало более определенным, необходимо выяснить, кто же занимал эти должности. Выше уже приводились разноречивые высказывания на этот счет. По существу, спор о том, из какого боярства происходили тысяцкие — земского или дружинно-княжеского — не столь существенен. Так называемые «земцы», в коих некоторые историки склонны видеть чуть ли не представителей народа, были также далеки от него, как и дружинно-княжеские. Отличались одни от других только степенью оседлости. «Земцы» ведь происходили из той же княжеской старшей дружины, мужей лучших, которые получали крупные земельные наделы от князей и оседали на землю.
Анализ имеющихся в летописи известий о тысяцких полностью подтверждает выводы В. О. Ключевского, А. Е. Преснякова и других историков, полагавших, что ими были преимущественно представители родовитого боярства. Многие династии занимали свои должности на протяжении десятков и даже сотен лет, превращая службу князьям в наследственное семейное дело.
Наглядный пример этому — боярский род Вышаты. Сам Вышата служил сначала новгородскому князю Владимиру Ярославичу, а затем и Ярославу Мудрому. Его сын Ян Вышатич был воеводой (тысяцким) Святослава и Всеволода Ярославичей, а также и Святополка Изяславича. Второй сын Вышаты — Путята служил воеводой и тысяцким у Святополка. Ряд свидетельств позволяет утверждать, что родословная этого боярского рода уходит еще в X в. В летописной статье 1064 г. содержится сообщение, что вместе с внуком Ярослава Мудрого Ростиславом Владимировичем бежал в Тмутаракань и «Вышата, сынъ Остромиръ, воеводы Новъгородского».[358] М. Д. Приселков отрицал родственную связь Вышаты и Остромира.[359] Д. И. Прозоровскому казалось, что она вполне могла существовать. Остромир, скорее всего, являлся сыном новгородского посадника Константина и внуком Добрыни. Основанием этому может служить приписка в Остромировом Евангелии 1056–1057 гг., где Остромир назван родственником Изяслава Ярославича. Понять смысл утверждения приписки можно лишь в том случае, если предположить, что Остромир был сыном Константина и, следовательно, внуком Добрыни — дяди Владимира Святославича.[360]
356
«И в Киеве, и в Новгороде сотские упоминаются много раньше появления известий о тысяцких и при том в такой обстановке, когда упоминание о тысяцком, будь он во главе сотен, казалось бы неизбежным». См.: