– Будем надеяться, — вздохнул Подсолнух. — Но даже если они привидения, так просто в «Пони» им не прорваться. До утра можете спать спокойно. Ноб будет нем как рыба. Пока я держусь на ногах, ни один Черный сюда не пролезет! Я и мои люди будем караулить всю ночь напролет. А вот вам лучше бы поспать, если получится.
– Что бы ни случилось, разбудите нас на рассвете, — сказал Фродо. — Нам надо выйти как можно раньше. И пожалуйста, завтрак в полседьмого!
– Понял, все понял, — закивал корчмарь. — Распоряжусь и лично за всем прослежу. Доброй ночи, господин Бэггинс — то есть, простите, Подхолминс! Доброй ночи! Ох! Постойте–ка! А где же господин Брендибэк?
– Понятия не имею, — ответил Фродо, встревожившись. Про Мерри они позабыли начисто, а час был уже поздний. — Боюсь, он на улице. Он, кажется, собирался выйти подышать.
– Да за вами глаз да глаз нужен! — рассердился Подсолнух. — Вы как на прогулку отправились, честное слово! Пойду задвину засовы и велю, чтобы, кроме вашего приятеля, никого в дом не пускали. Или нет: пошлю Ноба на розыски. Ну, доброй ночи вам всем!
Наконец господин Подсолнух вышел, бросив на Бродягу еще один косой взгляд и с сомнением покачав головой. Послышался звук удаляющихся шагов, и все стихло.
– Ну как? — спросил Бродяга. — Когда ты собираешься распечатать конверт?
Фродо придирчиво осмотрел печать и сломал ее. Все говорило за то, что письмо действительно от Гэндальфа. На листке размашистым, но изящным почерком волшебника было выведено:
«ПЛЯШУЩИЙ ПОНИ», БРИ.
Преполовение, г. 1418 (З. Л.)
Дорогой Фродо!
До меня дошли плохие вести. Я вынужден немедленно покинуть эти края. Тебе лучше уйти из Котомки как можно скорее, а из Заселья — не позднее конца июля. Я вернусь по возможности скоро, но если ко времени моего возвращения тебя уже не будет — поспешу следом. Если заночуешь в Бри, оставь для меня весточку. Корчмарю (его зовут Подсолнух) доверять можно. По дороге тебе может повстречаться мой друг. Это человек; он худощав, волосы темные, высокий. Некоторые зовут его Бродяга–Шире–Шаг. Он знает о нашем деле и поможет вам. Держи путь к Ривенделлу. Надеюсь, там мы встретимся. Если я не появлюсь, ищи совета у Элронда.
Спешу!
Твой Гэндальф.
Р. S. Ни за что не надевай его, ни под каким предлогом![142] Не иди ночью!
Р. Р. S. Удостоверься, что это настоящий Бродяга. Темного люду на дорогах предостаточно. Имя моего друга — Арагорн.
Во тьме земля сады растит:
Не всяко золото блестит.
Тем крепче сила, чем древней,
И стуже не убить корней.
Огонь проснется из золы,
Воспрянет свет из долгой мглы,
Меч откуют, — и наконец
Безвестный обретет венец![143]
Надеюсь, Подсолнух не затянет с отправкой письма. Это достойный человек, но память у него — что старая кладовка: то, что нужно, всегда в самом низу. Если он забудет про письмо, поджарю негодяя вместе со всеми его семечками, пусть так и знает!
Доброго пути!
Фродо молча прочел письмо и передал Пиппину с Сэмом.
– Да, устроил старина Подсолнух заварушку, нечего сказать! — сказал он, когда те закончили чтение. — Поджарить его и правда не мешало бы. Получи я это письмо сразу, мы сейчас преспокойненько сидели бы в Ривенделле. Но что могло статься с Гэндальфом? Почитать письмо, так он чуть ли не жизнью рискует!
– Он уже много лет как постоянно рискует жизнью, — сказал Бродяга.
Фродо повернулся и поглядел на него в задумчивости, размышляя, что бы мог значить второй постскриптум Гэндальфа?
– Отчего ты сразу не сказался другом Гэндальфа? — спросил он. — Мы потратили бы куда меньше времени.
– Право? По–моему, до сих пор вы не очень–то верили моим словам! Кстати, я о письме не знал. Вам пришлось бы поверить мне на слово — иначе я не смог бы ничем помочь. Впрочем, я не собирался открываться с первой минуты. Сначала я должен был посмотреть на тебя, Фродо, и увериться, что ты — не подсадная утка. Враг уже не раз ставил мне подобные капканы. Когда я уяснил все, что хотел, я решил, что, так и быть, отвечу на все твои вопросы. Должен признаться, — добавил он, странно усмехнувшись, — должен признаться, я рассчитывал, что вы мне поверите. Бесприютный странник иногда устает от недоверия и подозрительности и тоскует по дружбе. Правда, моя внешность вряд ли располагает к откровенности…
142
В запрете Фродо — обладателю Кольца — пользоваться им прослеживается христианский мотив. Ср. совет апостола Павла: «имеющие… должны быть, как неимеющие… и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся» (1 Кор., 8: 29–31). Владея Кольцом, Фродо не владеет им и остается невредим, только пока не нарушает этого хрупкого равновесия.
143
Шиппи (с. 86) предполагает, что в этом стихотворении содержится скрытая ссылка на христианский миф. Слова «воспрянет свет из… мглы» напоминают о сошествии Христа во Ад и воскресении Света, победившего адскую мглу. Как и в других случаях, «эхо» Евангелия здесь не затрагивает основного повествования и не вмешивается в него, а лишь оттеняет, как бы присутствуя на заднем плане. Кроме того, это стихотворение по смыслу «рифмуется» со Спенсером, хотя Толкин всегда выражал свою неприязнь к последнему. В «Королеве фей» у Спенсера Мерлин говорит схожие слова о Британии. Вариант перевода (с сохранением размера подлинника):
Тускло старинное злато,
Крепок старинный обет,
Тьму, что приходит с закатом,
Утром прогонит рассвет.
Пламя из пепла проснется,
Минет година невзгод,
Меч, Что Был Сломан, вернется,
Трон свой Король обретет.