Ошибочная политика континентального расширения поглощала средства страны и была вдвойне вредна, потому что, оставляя беззащитными колонии и торговлю, она подвергала пресечению, в случае войны, величайший источник богатства, как это в действительности и случилось. Малые эскадры, посылавшиеся в море, разбивались подавляющими силами неприятеля, торговое мореходство прекратилось, и колонии – Канада, Мартиника, Гваделупа, Индия – попали в руки Англии. Не станем вдаваться в излишние подробности, но можно было бы привести здесь интересные извлечения из сочинений о бедственном положении Франции – страны, отвернувшейся от моря, – и показать рост богатства Англии среди всех французских жертв и испытаний. Современный английский писатель следующим образом выразил свой взгляд на политику Франции в ту эпоху: «Франция, так горячо увлекшаяся германской войной, настолько оставила без внимания и денежной поддержки дела своего флота, что дала нам возможность нанести тяжелый удар ее морской силе, после которого она едва ли будет в состоянии оправиться. Поглощенность германской войной также отвратила ее от обороны колоний, вследствие чего мы могли захватить значительнейшие из последних. Война заставила ее забыть о покровительстве торговле, которая была всецело уничтожена, тогда как торговля Англии никогда, даже при полном мире, не достигала ранее столь цветущего состояния. То есть Франция, впутавшись в германскую войну, потерпела полное поражение во всем, что касалось ее личного и непосредственного раздора с Англией».
В Семилетней войне Франция потеряла тридцать семь линейных кораблей и пятьдесят шесть фрегатов – в три раза больше по численности всего флота Соединенных Штатов Америки в какой угодно период парусов. «Впервые со времен Средних веков, – говорит французский историк в своем разборе упомянутой войны, – Англия завоевала Францию одна, почти без союзников, тогда как последняя имела много сильных помощников. Этим завоеванием Англия обязана единственно превосходству своего правительства». Да, но это превосходство опиралось на жуткое оружие – на морскую силу, обладание которой было наградой за твердую политику, неуклонно направленную к одной цели.
Глубокое унижение Франции, достигшее предела между 1760 и 1763 годами, в последнем из которых она заключила мир, дает урок, поучительный для Соединенных Штатов Америки в настоящий период коммерческого и морского нашего упадка. Мы избежали пока сходного унижения, и будем надеяться, что еще не поздно извлечь выгоду из чужого примера. В те же годы французский народ восстал, как и впоследствии в 1793 году, и объявил, что желает иметь военный флот. «Народное чувство, искусно направлявшееся правительством, выразилось в крике, раздавшемся с одного конца Франции до другого: флот должен быть восстановлен! Правительство получало в дар корабли от городов, от цехов и по частным подпискам. Кипучая деятельность вспыхнула в молчаливых до того портах; корабли везде строились и исправлялись». Эта деятельность неослабно поддерживалась; адмиралтейства переполнились, материальная часть была приведена в порядок, артиллерия преобразована, составлен штат из десяти тысяч обученных артиллеристов.
В тоне и в действиях морских офицеров тех дней вдруг проявился стихийный позыв, которого лучшие из них не только ждали, но для проявления которого они работали. Никогда еще не встречалось среди морских офицеров такой профессиональной и мыслительной деятельности, как в то время, когда корабли обречены были на гниение бездействием правительства. Вот что пишет об этом выдающийся французский офицер нашего времени: «Печальное состояние флота в правление Людовика XV закрыло для офицеров доступ к блестящей карьере смелых предприятий и удачных сражений, заставило их обратиться к своим собственным силам. Они приобрели при изучении морского дела знания, которым предстояло подвергнуться испытаниям несколько лет спустя и оправдать таким образом превосходное изречение Монтескьё: ”Несчастье – наша мать, счастье – наша мачеха“… Около 1769 года сияло во всем блеске созвездие офицеров, деятельность которых распространилась во всех концах земли и которые в своих трудах и исследованиях охватили все отрасли человеческих знаний. Морская академия, основанная в 1752 году, была преобразована»[32].
Первый директор академии, капитан Биго де Морог, написал скрупулезный трактат по морской тактике, первый оригинальный труд по этому предмету со времен сочинения Поля Оста, заменить которое он был призван. Морогу пришлось изучать и формулировать проблемы тактики в те дни, когда Франция не имела флота и неспособна была распрямиться на море под ударами неприятеля. В Англии тогда не было подобной книги; один английский лейтенант только что перевел в 1762 году малую часть труда Оста. Лишь двадцать лет спустя шотландец Кларк, не военный и не моряк по профессии, издал обстоятельное исследование вопросов морской тактики, указавшее английским адмиралам на систему, при посредстве которой французы сопротивлялись их необдуманным и дурно намеченным атакам [33]. Исследования Морской академии, подкрепившие труды офицеров, прямо сказались, что мы намерены показать далее, на относительно цветущем состоянии флота в начале Американской войны.
33
Что бы мы ни думали о притязаниях Кларка на оригинальность в построении системы морской тактики – а эта оригинальность сильно оспаривается, – не может быть сомнения в том, что его критика прошлого правильна. По мнению автора, в этом отношении он заслуживает признания полной оригинальности, замечательной в человеке, который не являлся ни моряком, ни военным. –