С другой стороны, Людовик добился уступки от Карла II порта Дюнкерк, который был прежде захвачен для Англии Кромвелем. Эта уступка была сделана за деньги – и должна считаться непростительной с морской точки зрения. В руках Англии Дюнкерк был предмостным укреплением против Франции; в руках Франции он сделался гаванью для приватиров, грозой для торговли Англии в Канале и Северном море. По мере того как морская сила Франции ослабевала, Англия рядом договоров приближала срытие укреплений Дюнкерка, прибежища, кстати сказать, знаменитого Жана Бара и других известных французских приватиров.
Английский канал и Северное море
Между тем величайший и умнейший из министров Людовика XIV, Кольбер, прилежно созидал ту систему управления, которая, увеличивая и твердо упрочивая богатства государства, должна была привести к величию и процветанию вернее блистательнейших предприятий короля. Мы не должны здесь касаться деталей его деятельности, относящихся к внутреннему развитию королевства, и упомянем только, что на производительность, земледельческую и мануфактурную, он исправно обращал заботливое внимание. На море же его политика искусного подрыва торговли Голландии и Англии начала быстро развиваться и живо обернулась важными результатами. Образовались большие торговые компании, направлявшие французскую предприимчивость к Балтийскому морю, Леванту, Ост– и Вест-Индии; улучшились таможенные установления для поощрения французской мануфактуры и для облегчения устройства складов товаров в больших портах в надежде на то, что Франция сделается пакгаузом для Европы, заняв в этом отношении место Голландии, чему географическое положение в высшей степени благоприятствовало; грузовую вместимость иностранных судов обложили пошлинами, судам отечественной постройки даровались премии, и обдуманными строгими декретами французским судам обеспечивалась монополия торговли с колониями. Все это вместе поощряло развитие торгового судоходства Франции. Англия на стеснительные для своей торговли меры немедленно ответила Франции той же монетой; Голландия, для которой опасность была сильнее, потому что ее транспортная деятельность была обширнее, а отечественные ресурсы меньшие, сначала ограничивалась только увещеваниями Франции, но через три года последовала примеру Англии. Но Кольбер, полагаясь на превосходство производительности Франции и рассчитывая на него еще более в будущем, не боялся неуклонно двигаться по намеченному пути, который, ведя к росту коммерческого мореходства, закладывал широкое основание и для мореходства военного, еще сильнее поощрявшегося другими государственными мерами. Благосостояние Франции росло быстро, и в конце двенадцатого года деятельности Кольбера в государстве все разбогатело и расцвело, хотя и пребывало в состоянии крайнего расстройства, когда он вступил в управление флотом и финансами. «При нем, – говорит французский историк, – Франция укреплялась в мире и в войне. Система тарифов и премий, искусно им введенная, стремилась привести к надлежащим границам безмерный рост коммерческой и морской силы, который Голландия присвоила себе за счет других держав, и помешать устремлениям Англии отнять у Голландии это превосходство для того, чтобы обратить его против Европы – с еще большей для последней опасностью. В интересах Франции, казалось, было сохранение мира в Европе и Америке, но тайный голос – голос прошлого и будущего одновременно – звал ее к воинственной деятельности на других берегах»[46].
Этот голос зазвучал в устах Лейбница – одного из великих людей мира. Он указывал Людовику, что обращение оружия Франции против Египта принесло бы через господство на Средиземном море и контроль над восточной торговлей победу над Голландией вернее, чем самая успешная кампания на суше; что такой результат, обеспечив весьма необходимый мир внутри королевства, создал бы морскую силу, обеспечивающую, в свою очередь, преобладание в Европе. Записка Лейбница, излагавшая эти идеи, приглашала Людовика отказаться от преследования славы на суше и искать прочного величия Франции в обладании большой морской силой, элементы которой, благодаря гению Кольбера, были уже в его руках. Столетие спустя человек, более великий, чем Людовик, старался возвеличить себя и Францию путем, обозначенным Лейбницем; но Наполеон не имел соответствовавшего этой задачи флота, каким располагал Людовик. На этом проекте Лейбница мы остановимся подробнее, когда повествование наше дойдет до знаменательного момента, когда Людовик, достигнув предела развития своего королевства и флота, пришел к пункту, где пути разделялись, и избрал тот из них, который определял, что Франции не суждено стать морской державой. Последствия этого решения, убившего Кольбера и разрушившего благосостояние Франции, сказывались потом из поколения в поколение, когда грандиозный флот Англии в ряде войн очищал моря от соперников и обеспечивал в изнурительной для Франции борьбе прирост богатств островного королевства, уничтожая в то же время внешние ресурсы французской торговли и подвергая ее вследствие этого бедствиям. Неверное направление политики, начавшееся со времен Людовика XIV, помешало Франции при его преемнике и добиться многообещающих успехов в Индии.