Женщина, толкавшая по тротуару детскую коляску-внедорожник, бросила на Джеффа быстрый взгляд и так же быстро отвела глаза. Кажется, он опять был занят своим любимым делом — не то чтобы разговаривал вслух сам с собой, но тщательно артикулировал слова губами, бессознательно открывая рот под фонограмму мыслей, горестно бившихся о берега его разума. Рот пришлось закрыть и застегнуть. С этим надо было срочно завязывать. В длинном списке всего, что ему нужно было срочно прекратить или, напротив, начать делать, этот пункт красовался в первой строчке. Но если уж на то пошло, как перестать что-то делать, если ты понятия не имеешь, что делаешь это? Шарлотта не раз тыкала ему сюда пальцем, когда они еще были вместе, но, скорее всего, он «пел под фанеру» годы и годы до того. К концу их отношений она не упускала случая поддеть его «караоке с выключенным звуком». «Стоп, — говорила она. — Ты опять это делаешь». Сначала все это сходило за шутку, а потом… потом, как и все прочее в браке, превратилось в камень преткновения, в проблему, в одну из множества мелочей, из-за которых жизнь на планете Джефф, как она называла необитаемые пустоши их брачного союза, стала для нее невыносимой. Чего Шарлотта не понимала, так это что жизнь на планете Джефф была невыносимой и для него — больше, чем для кого бы то ни было. В конце концов, это была его планета. Впрочем, эти муки Шарлотта считала лишь своей прерогативой.
Однако сейчас рядом не было никого, кто предупредил бы Джеффа, что он опять идет по улице и беззвучно разевает рот со странным выражением лица. Привычка была и вправду плохая. С ней надо было что-то делать. Впрочем, кто поручится, что по его губам сейчас нельзя было прочитать что-нибудь вроде: «Это очень плохая привычка с ней надо что-то делать ведь может статься что я сейчас иду по улице и изображаю ртом что-то вроде это очень плохая привычка…» Он вновь попытался слепить губы, чтобы как-то стряхнуть эти мысли. Ведь, по сути дела, единственным способом прекратить изображать слова ртом было прекратить изображать их у себя в голове — перестать думать мысли, которые давали на выходе эти слова. И как, спрашивается, это сделать? Да, такие штуки с наскоку не возьмешь — в них глубоко копаются в тиши ашрамов, а не разглаживают щеточкой для бровей на приеме у визажиста. В конечном счете все, что происходит внутри, неизбежно проявится и вовне. Интерьер будет экстериоризован… Джефф натужно улыбнулся. Если ему удастся ввести это в привычку — чтобы его лицо светилось радостью и в состоянии покоя, — тогда, как знать… посредством интериоризации экстерьера внутри, возможно, тоже воцарятся мир и благость. Только вот улыбаться так было очень утомительно. Стоило ему перестать концентрироваться на этом деле, как лицо тут же стянуло в обычную совершенно-не-улыбчивую мину. Слово «обычная» тут явно было ключевым. Большинство проплывающего мимо народа выглядело уныло, словно смертный грех. У большинства были такие лица — если бы на этих лицах хоть что-нибудь задерживало взгляд, — словно душа смотрела из них волком, скалясь беззвучно и злобно. Пожалуй, Алекс Фергюсон[4] был прав: уж лучше просто яростно жевать жвачку. Если так, то решение было рядом, в маленькой местной лавчонке.
За прилавком обнаружилась молодая девушка индийского происхождения. Сколько ей было? Семнадцать? Восемнадцать? Изумительная внешность и сияющая улыбка, какую редко встретишь на такой работе. Может, она первый день в магазине, отдыхает после выпускных школьных экзаменов, или как они там сейчас называются, или пашет на сердитого папашу, который по-английски почти не говорит, но уже настолько вписался в местный контекст, что выглядит не менее паршиво, чем соседи, чьи предки прибыли на острова с норманнами. Атмана всегда воротило от встреч с этим типом: несмотря на мимолетность их общения, оно напрочь высасывало даже те крохи хорошего настроения, с которыми Джефф переступал порог магазина. Было чертовски трудно подавить привычку говорить «спасибо» и «пожалуйста», но этот парень категорически отказывался подчиняться нормам элементарной вежливости, поэтому Джефф быстро хватал то, за чем пришел — газету или плитку шоколада, — и молча протягивал деньги. Сейчас, однако, все было по-другому. Джефф протянул девушке фунтовую монету. Она дала сдачу, встретилась с ним глазами, улыбнулась. Еще пара лет, и она будет едва замечать тех, кого обслуживает: взгляд на покупки, деньги туда, сдача сюда, — даже не пытаясь сделать из финансовой транзакции низового уровня, каковой оно все и является, нечто другое. Но сейчас это было волшебно. Как же легко заставить человека (то есть Джеффа) почувствовать, что жизнь (то есть он сам) прекрасна, сделать мир чуточку лучше. Ей-богу, загадка, почему так много народу — и Джефф часто оказывался в этом смысле «человеком из народа» — поступает ровно наоборот, делая этот самый мир на весьма ощутимую чуточку хуже. Джеффу, когда он вышел из магазина, было куда лучше, чем когда он туда вошел; очарованный, даже слегка воодушевленный… даже не то чтобы воодушевленный, а скорее заинтересованный. Тем, что на ней, скажем, могло быть надето под футболкой и джинсами с заниженной талией… тот самый образ мыслей, из-за которого многие мусульмане, то есть так называемые мусульмане, ратуют за паранджу. Пару дней назад он читал, что британские мусульмане — самые разочарованные, озлобленные и нетерпимые во всей Европе. К чему, право, в сотый раз говорить о необходимости интеграции мусульман в британский образ жизни? Да сам тот факт, что их все так достало, свидетельствует о необычайно успешной ассимиляции. Какие еще нужны доказательства?
4
Сэр Александр Фергюсон (Ferguson) (р. 1941) — шотландский футбольный менеджер и бывший игрок. В текущий период занимается командой «Манчестер Юнайтед».