Выровняв дыхание, Амфитрион прибавил шагу.
— Хаа-ай, Тифон стоглавый, Зевс-Кронид язвит дракона…
Он успел. Дед еще только шел по Коридору Смерти, а внук уже догнал его и поплелся рядом, стараясь не показать усталости. Дед замолчал, даже петь бросил; и внук молчал. Ну, пыхтел, не без того. И огорчался, слыша в дедовом молчании упрек. Так они миновали ворота, Большие и Малые Щитовые, разделенные предвратием и наружным двором, и вошли на территорию дворца.
Здесь кипела обычная суета. Служанки, бегая через двор, таскали воду в баню. Мясник разделывал бычью тушу, смачно хакая при каждом ударе топора. Над мясом вились мухи. Сидя на пороге караулки, стражник чинил войлочные башмаки. Вооруженный шилом и дратвой, он яростно скалился, словно орудовал копьем и щитом, разя врагов. Молодая рабыня в шутку плеснула на него из ведра. Стражник хмыкнул и изобразил шилом, что он сделает с дерзкой.
— Почему ты не убил ее, дедушка? — осмелился спросить Амфитрион.
Вопрос Спартака, оставшийся без ответа, мучил его всю дорогу.
— Думаешь, надо было? — повернулся к нему Персей.
— Конечно! Она бы тебя не пощадила…
— Это верно. Пожалуй, я был неправ, — Персей крепко взял внука за плечо. Амфитрион тайком скривился от боли. — В следующий раз обязательно убью. Нет, лучше я позову тебя. Ты уже совсем большой. Я буду держать, а ты — убивать. Договорились?
— Н-нет, — выдохнул мальчик. — Так нельзя…
— Так что, не звать тебя? В следующий раз?
Жестом велев внуку одеться, Персей быстро зашагал вперед. Мальчик смотрел вслед деду. Ему хотелось бежать, хотя ноги подкашивались. Бежать куда угодно, лишь бы подальше от роковой определенности слов: «в следующий раз». Мама говорила, что дедушка Пелопс — любитель пошутить. Дедушка Персей не шутил никогда. Папа Алкей, случалось, позже разъяснял сыну, что вот эти слова дедушки Персея — шутка, и те тоже, и еще, помнишь, вчера он сказал… Мальчик соглашался с отцом: да, шутка, очень смешно. Но втайне был уверен, что отец просто успокаивает его, считая слишком маленьким для дедушкиной невеселой правды.
Представилось: подворье Спартака, хриплое дыхание толпы, дед ухватил вакханку за обе руки — «Эвоэ, Вакх!» — та бьется рыбой, выхваченной из реки, но дед силен, держит; и вот он, Амфитрион, нагой, изгвазданный в песке, идет с ножом, нет, с дедовым мечом-серпом — «Эвоэ!..» — примериваясь, как бы получше всадить кривое жало, чтоб наверняка. Блик солнца на клинке. Под ногами — изорванное в куски тело ребенка. За спиной — гады-Спартакиды, с которыми он дрался из-за проклятья Пелопса. Блестят сухими, как песок, глазами. Что они видят? — меч, мать, останки младшего брата. Сейчас Амфитрион ударит, и Спартакиды никогда не простят ему убийства матери. А убийство брата? — матери они простят все, что угодно.
«Эван эвоэ, Вакх!» — завтра уже Спартакиды придут с мечами во дворец, потому что Лисидика, мать Амфитриона, начнет плясать и гоняться за сыном.
С ослепляющей ясностью Амфитрион понял, что сегодняшний кошмар — только начало, и следующий раз — не за горами. Он огляделся. Вокруг был дом, родина. Циклопические стены крепости; внизу — город. Дороги: восточная — на Эпидавр, южная — к заливу, северная — к Аргосу, западная — мимо Лернейских болот, в Спарту.
Дорог было много. Бежать — некуда.
«А вдруг я и в самом деле проклятый?» — подумал мальчик, натягивая хитон.
4
Отца мальчик нашел у оружейных кладовых. Сидя на табурете, Алкей следил, как стражники выносят наружу связки дротиков и копий, штабеля щитов, похожих на громоздких черепах; шлемы, поножи, наручи… Все это надо было внимательно пересмотреть, просушить, смазать маслом, а кое-где обновить ремни. Перед Алкеем на куске войлока лежала груда тетив — жильных и тех, что из воловьих кишок. С одной тетивой старший сын Персея играл, как дитя с веревочкой, пропуская меж сильных, узловатых пальцев.
— Пришел на подмогу? Давай, таскай дротики…
Мальчик насупился. Не то чтобы он отлынивал от работы, но сейчас больше всего на свете ему хотелось поделиться с отцом недавними событиями. Алкей понял это и улыбнулся сыну.
— Договорились. Никаких дротиков. Не быть тебе героем…
— Быть! — возмутился Амфитрион.
— Нет уж, дружок. Будешь аэдом[11]. Иди сюда, поведай мне о великих деяниях. Лиры, извини, у меня нет. Придется тебе так, всухомятку…