– Я терпела твоих приятелей, не наводя подробных справок, кто они, – сказала Лиза, включая электрический чайник, – терпела твою клиническую безработицу и твою идиотскую тётю. Но это уже перебор. И что за разговоры о притонах и ментах? Ты куда-то ввязался? Я имею право знать, тебе не кажется?
– А я имею право тебя выписать, – меланхолично заметил Андрей. – Ну, не сейчас, конечно. Вот только приду в себя…
– Выписывай, – сказала Лиза. Она выпрямилась и скрестила руки на груди.
– Мне уже плохо от тебя, блядь. Этот запах дихлофоса… чёрт-те что. На черта он тебе?
– Вам с тётушкой плевать, что в квартире полно пауков. А мне почему-то нет. Прикинь? Я не знаю, чем ещё их травить. Я, кстати, проветривала квартиру. Форточка была открыта, но ты пожаловался, что тебе холодно. Я закрыла её. Что ещё хочешь узнать?
– Как же мне надоело всё это! – воскликнул Андрей. – И пожрать нечего в этой квартире. Хоть сдыхай.
– Пусть твоя тётя драгоценная готовит! – прошипела Лиза. Всему должен быть предел, подумала она. Всему.
– Она болеет.
– Болеет, да? А кто мелочь тырит у меня из карманов, ты, твоя больная родственница или Николай Валерьевич Галл? Передай ему, пожалуйста: пусть пьёт на свои гонорары, а не на мою зарплату! Думаешь, я ничего не замечаю? В первый раз я решила, что по рассеянности забыла, сколько у меня осталось денег, но…
– Ты меня утомляешь, – перебил Андрей.
– Зато моя готовка, уборка и зарплата тебя не утомляют. Я за твою хату с кучей сомнительных типов и долбанутой бабкой на тебя двадцать пять часов в сутки пахать не обязана, понял?
– И ты меня бросишь в таком состоянии? – так же меланхолично поинтересовался Андрей.
– Пока нет. А там посмотрим, – сказала Лиза, холодея от собственной наглости. – Давай ты выпьешь эту дрянь, и начнём сначала. Кто такая…
– Лиза, – донёсся из соседней комнаты голос тёти Веры, – ты мой для давления-то этот куда вчера дела? У меня, чувствую, опять давленье-то!
– Это она о чём? – обморочно спросила Лиза. Чайник вскипел. На стене, возле белой полосы бордюра, сдыхал паук размером с мобильный телефон.
– О тонометре, – сказал Андрей. – Давай это закончится мирно, или как?
Лиза вышла из комнаты и набрала номер Аси Шлигер.
– Ты уже проснулась? Извини, но у меня к тебе идиотский вопрос. Если я скажу редактору, что из-за болезни мужа не могу выйти на работу, он выгонит меня сразу или постепенно?
– Потребует справку, – сообщила Ася. – А я не сплю. Сижу, читаю «Зогар», на работу зайду, но поздно. Чё мне там делать?
– Врач отказывается приезжать, а муж не может дойти до больницы.
– Ну, тогда старый гондон ничего не скажет, но потом, когда ты забудешь об инциденте и расслабишься, уволит. Это одно из его любимых развлечений. Тебе придётся туда пойти. Увы.
– Зачитай мне какую-нибудь фразу, – попросила Лиза. Соседи наверху включили телевизор. Женщина-диктор заверещала что-то о глобализации. О, непревзойдённая акустика немецких домов девятнадцатого века! В каждом из них можно петь протестантские гимны или, по меньшей мере, записывать альбомы, – но жить в них… 24
– Тебе правда так плохо? – спросила Ася с плохо скрытым чувством вины в голосе. – Хорошо, я приду раньше. Не думала, что у вас всё настолько запущено.
– Помнишь, о чём я тебя просила? Хотя можешь не читать. Я уже от безысходности дурака валяю.
Ася вздохнула, будто не зная, смеяться ей или расстраиваться.
– «Дни коротки, заимодавец теснит, глашатай взывает весь день. А жнецов поля мало, да и они на краю виноградника. Они не ведают точно и не знают, куда им идти».
– Отлично сделано, – редактор ткнул пальцем в газетную иллюстрацию разных оттенков пива. Кажется, это был прибрежный пейзаж – одна из многочисленных, так сказать, кос. – А теперь у меня к вам вопрос, господа. – Редактора окружали Ася, Лиза, Иван Токарев, секретарша, наборщица с похмельным выражением глаз цвета пива, которую Феликсович, наверно, взял только по причине их отдалённого внешнего сходства: печатала сука отвратительно, – полуспящий верстальщик и паук размером с портсигар. На столе стояли чашки с кофе цвета пива (так заваривала кофе секретарша) и лежала пачка писем, которые Лиза пыталась дочитать. «Дорогая редакция! Пишу вам по поводу коммунальных платежей в нашем районе. Когда в нашей квартире был устроен пьяный дебош…»
– Кто хочет заработать? – агрессивно осведомился редактор. За этим вопросом что-то крылось. Что-то не то. Поэтому жадный до денег, но осторожный верстальщик промолчал и даже взялся за кружку, чтобы доказать, что он тут не причём, и ему на всё наплевать; на самом деле ему было наплевать только на вёрстку. Секретарша вскинула было голову, но редактор смерил её полупрезрительным взглядом, молчи, дескать, ты только в постели можешь зарабатывать, отребье с набережной Баграмяна. Паук пополз вниз. Иван Токарев хотел что-то сказать, но тут в кабинет вломилась рослая полячка с концертного вида макияжем.
– Остатний раз сюда хожу! – возопила она. – Цо в вашем посольстве, паньство, не вем, як поведжечь по-росыйску, делается?!
– Пани Беата, – мрачно проронил редактор, – а можно как-нибудь в другой раз?
– Не! – взвизгнула полячка и более решительно повторила: – Нет! Я сюда хожу о с т а т н и й раз.
Редактор выразительно посмотрел на Асю, и она вышла из кабинета вместе с полячкой и Иваном Токаревым. Верстальщик посмотрел на Лизино выражение лица и с холодной усмешкой пояснил:
– Это ж «Местный вестник».
– Пойдёшь ты у меня с работы, – предупредил редактор, начиная потихоньку звереть. – Это, как выразилась пани Беата, остатний раз, когда я от тебя такое слышу и не выгоняю. Хорошо. Статью о специфике посольства придётся напечатать в следующем номере, а не в октябре. Итак. Кто хочет заработать?
– Я, – твёрдо и решительно произнесла Лиза. Секретарша недовольно покосилась на неё. Наборщица прикусила язык.
– Допустим, – с оттенком иронии ответил редактор. – Короче. Надо отредактировать мою книгу о специфике истории Калининграда. Там есть некоторые вещи и про меня. Я сейчас занят, мне надо заключить сделку насчёт спонсорской помощи. Вы у нас на ставке корректора, так что со многим справитесь. Но есть одна проблема. Вы человек не местный. Там надо… пойдёмте поговорим в мой кабинет.
Возле кабинета стояли Иван Токарев и очередной дед.
– Мы не занимаемся этим вопросом, – бубнил Иван. – Идите в электросеть.
– Там меня все шлют, – отвечал дед. – А я хочу знать: до каких пор мне терпеть всё это?
– «Тот отсвет, которым освещается высшая Мысль, называется Бесконечным, и из него она возникает, и существует, и светит тому, кому светит. И на этом зиждется всё. Блаженна участь праведников в этом мире и в мире грядущем!» Он попросил тебя добавить мыслей в его словесный кисель?
Лиза представила себе исторический Кёнигсберг, со всеми Альштадтскими ратушами, Берлинскими дворами и Кафедральным собором в середине, а на этом фоне – редактора с кружкой немецкого пива, трясущего немытой бородой и орущего про скандинавскую мифологию. Ей стало тошно.
– Конечно, – продолжала Ася, – никто из нас за такой короткий срок не перепишет за него эту чушь, за которую поляки обещали ему много злотых. Не знаю, какого чёрта. Мы все заняты, а ты не делаешь репортажи. Но если бы у меня было время, он дал бы эту ахинею мне и заплатил бы… ну да ладно.
– Считаешь, что я продешевила? Представь себе, я это знаю. А что делать?
– Я раньше сама его правила, – Ася передёрнула плечами, – когда была на ставке корректора. Года три назад. Кошмар.
Редактор был патологически безграмотен. Скорее всего, только умение заключать сделки со спонсорами сделало его редактором. Или он просто бегал за пивом кому надо?
– Я проглядела эту фигню, – сказала Лиза с лёгким отвращением, – там ещё что-то про символ бога солнца у немецких архитекторов и про синагогу полная чушь. Это перемежается воспоминаниями редактора о рыбалке и первой сволочной жене.