Стражники возле входа на колокольню и впрямь стояли и кого попало на неё не пускали. Но стряпчего Даниила Адашева они знали, и он был им любезен. И когда он попросил пустить его на высоту небесную, старший из них, матёрый воин с бердышом[8] на плече, ласково сказал:
— Милости просим, сын Фёдоров.
— Спасибо, батька Родим, — ответил Даниил и повёл Катю в гулкий сумеречный каменный ствол колокольни.
Их шаги по каменным ступеням звонко взлетали вверх, и эхо возвращалось к ним. Поднимались долго, ноги ломило от усталости. Но вот и звонница. Колокола и не тронутые рукой человека издавали звуки. Они были едва уловимы, но в них таилась сладость серебряного звона. Катя и Даниил остановились на пороге звонницы и с удивлением посмотрели друг на друга.
— Это наши шаги их разбудили, — произнёс Даниил, словно открыл некую тайну. Да так оно и было: он ведь многажды в тишине взбирался на колокольню.
Почти крадучись, они подошли к парапету и замерли, увидев безбрежное море палат и храмов стольного града. Катя ухватилась за руку Даниила, от волнения её зазнобило.
— Чудо-то какое, Данилушка. Высота небесная, страсти Господни, — шептала она в самое ухо Даниилу.
— И впрямь чудо, Катя. Я когда впервые взлетел сюда, так и обомлел. Да маленький был: батюшка привёл. Потом уж я и один поднимался. И всё время взгляд мой притягивал вон тот монастырь.
— А почему притягивал? Тайна какая влекла?
— Тайна. В том Рождественском женском монастыре обрекли на жестокий постриг великую княгиню Соломонию. Она была женою отца нашего государя-батюшки и волею случая не ставшая его матушкой.
— И где она теперь, страдалица?
— Сказывают, в Суздале, в Покровский монастырь упрятали. Там она и младенца родила. Да убрали его куда-то, так и пропал.
— Господи, страсти какие. Укрепи её дух, Всевышний.
— Большего и не пожелаешь. — Даниил повёл Катю на другую сторону звонницы. — А вон видишь маленькую церковь? Это храм святого Антония, близко от Колымажного двора. Говорил батюшка, что там меня крестили…
Даниил и Катя ещё долго ходили от одного парапета к другому, и он рассказывал ей о всех памятных местах Москвы, какие ему были ведомы. Не мог он сказать ей только одно: что через два дня по воле злого рока над Москвой взметнётся и начнёт гулять жестокая огненная стихия, которая станет пожирать беспощадно всё, что радовало его глаз в Московском море. Этого Даниилу и всем честным москвичам пока не дано было знать. Но огненная стихия не обойдёт стороной Адашевых и Вешняковых и пронзит болью впечатлительную юную Катю.
У Даниила и Кати были ещё впереди два тихих и благостных дня, и похоже было, что оба они будут вспоминать эти московские дни всю оставшуюся жизнь.
Налюбовавшись на весеннюю Москву, которая уже утопала в молодой зелени, они покинули колокольню и Кремль. Даниил повёл Катю к набережной Москвы-реки, чтобы полюбоваться на сотни судов, заполонивших её русло и прибывших в столицу из самых дальних земель Руси, откуда только есть водный путь. Потом они осматривали стены и башни Китай-города и долго любовались могучей угловой башней, которой через три дня не станет. Крепостные стены Китай-города всем россиянам были в новинку. Они охватывали торговый посад Китая, тянулись до самых кремлёвских стен. Их возвели во времена Ивана Третьего и Василия Третьего. Стены были ниже кремлёвских, но поражали своей мощью и толщиной в три сажени. И все стены испещрили бойницы. Даниил был в восторге от этой крепости и с жаром рассказывал Кате, какие сильные приступы можно отражать за этими стенами.
— Вот смотри, голубушка, это стрельницы подошвенного боя. Чуть выше ведётся средний бой. Там, над ними, стрельницы для верхнего боя. Всё это для стрельцов с пищалями. А из пушек можно стрелять со стен и из-за стен навесным огнём…
Слушая Даниила, Катерина мило улыбалась. Такого увлечённого рассказчика она ещё не видела. И он всё знал о крепости. Она подумала, что перед нею истинно будущий воевода.
Осмотрев новую крепость, Даниил и Катя отправились через центр города на Сивцев Вражек. Они шли, держась за руки. Москвитянам было непривычно видеть такую пару. Казалось многим «матушкам», что уж слишком вольно они ведут себя. Ну ежели брат с сестрой, то куда ни шло. Да ведь нет между ними ничего родственного: она сероглаза, белолица, ямочки на щеках появляются, коли улыбается, коса цвета спелого пшеничного колоса — русачка, одним словом. А он смугловат, усы чёрные пробиваются, черноглаз, в талии тонок, в плечах широк. Ну есть восточный князь, кои наезжают иной раз к царю. Вот и гадай.
8
Бердыш — старинное холодное оружие — боевой топор с лезвием в виде вытянутого полумесяца, насаженный на длинное древко.