— Я бы пошел, — признался Маляка, — но папа этого не поймет. Еще поколотит.
Наступило молчание. Маляка тем временем осматривал комнату. Он был здесь уже не в первый раз, но сейчас обдумывал, где он мог бы спать — в комнате стояла одна кушетка.
— Я мог бы спать и на полу, — признался он.
Добролюб молчал, и Маляка почувствовал себя неловко.
— Ты спроси у своей мамы…
— Она сразу позвонит твоим домашним! — уверенно заявил Добролюб. — Знаешь, родители — страшная мафия!
Маляка не знал точного значения слова «мафия», но даже если бы знал, что толку? Облегчит ли это его тяжелое положение бездомного?
Мальчик уже сожалел о своем смелом решении оставить отчий дом. Кто его заставляет убегать из дому?! Разве может он жить без родителей, а они без него?! Маляка старался прогнать эти тревожные мысли, но напрасно. С каждой секундой он все отчетливее понимал, что совершил глупость.
— Что же теперь делать? — в полном отчаянии воскликнул Маляка.
— Чем скорее вернешься домой, тем будет лучше, — посоветовал Добролюб.
Как прекрасно, что он пришел именно сюда, к Добролюбу! Вот уж верно говорится: «Ум хорошо, а два лучше».
Маляка взял чемодан.
— Спасибо!
— Не за что, — откликнулся Добролюб. — Я тебя провожу.
Мальчики прошли через гостиную, где мама Добролюба, как обычно, играла на пианино.
— Добри! — позвала она.
— Да, мама.
— Ты куда?
— Я скоро вернусь.
Пианино зазвучало снова, повторялось одно и то же упражнение. Маляке хотелось спросить у Добролюба, как это он переговаривается с мамой через стеклянную дверь, но не решился. Вопрос показался ему неуместным.
— Она играет целыми вечерами? — удивился Маляка.
— Да, но не позже десяти вечера. А то соседи начнут стучать и сверху, и снизу.
Маляка вздохнул: вот так, хочешь добиться успеха, надо заниматься с утра до вечера — и в игре на пианино, и в спорте, и в математике, все равно.
Добролюб увидел, что товарищ совсем повесил нос, и принялся его успокаивать:
— Да родители ни о чем и не догадаются! Еще так рано! А хочешь, оставь у меня чемодан, завтра я его тебе принесу.
— Теперь уже все равно.
— Нет, не все равно! Начнут спрашивать, где ты да что ты…
— Они знают, — буркнул Маляка.
— Как знают?
— Я оставил им письмо.
— Какое письмо?
— Прощальное.
Добролюб закусил губу:
— Боюсь, тогда все так просто не обойдется.
— Вот то-то и оно, — вздохнул Маляка.
Мальчики не стали садиться на трамвай, а решили пойти пешком, хотя до дома Маляковых было довольно далеко. Когда они подходили к дому, уже начало темнеть.
Родители Маляки вернулись домой как обычно — к шести часам вечера. Отсутствие сына их не удивило — он частенько после школы где-нибудь болтался, но через час мама Маляки обнаружила прощальное письмо сына, приколотое булавкой к спинке кровати. Мама прочитала письмо и громко заплакала. Отец, в испуге выхватив из ее рук письмо, прочитал прощальное послание сына, и лицо его налилось кровью.
— Пишет — наши пути разошлись. Вот глупец! — негодовал он.
— Скорей бежим его искать, скорей, слышишь? — Мама была в отчаянии.
— Вернется! — крикнул отец. — Никуда не денется! Еще увидимся!
Вдруг послышалось, как открывается входная дверь. Отец бросился в прихожую, за ним мама. На пороге стоял Маляка, но не один, а с приятелем. Добролюб решил подняться с товарищем наверх — при чужом человеке отец не очень-то разойдется. Но отец был вне себя от гнева, мама кинулась к мальчикам, неловко толкнула Добролюба, и ему досталась пощечина отца Маляки. Никола Маляков почувствовал себя весьма неловко: схватив сына за ухо, он потащил его в спальню, и там они оставались довольно долго.
Когда отец и сын вышли из спальни, Добролюба уже не было в квартире. Маляка скрылся на балконе — не хотел, чтобы видели его слезы. В душе его таилась глубокая обида, и снова он думал только об одном — уйти бы отсюда навсегда, но, выходит, пока следует повременить.
Постепенно отношения Камена и Панты испортились окончательно. Им бы поговорить откровенно, по-мужски, и все недоразумения выяснились бы. Но Камен предпочитал молчать, а невысказанная обида разрушает дружбу.
Камен мучился ревностью: как мог его друг не отказаться от помощи Юлии по математике? Да разве дело только в математике? Сочинение Панты по литературе, которое Станчовска прочитала классу, и в самом деле заслуживало шестерки, только кто его написал? Может, отец Юлии пишет теперь сразу два сочинения? Конечно, сочинение написал отец Юлии, кто же еще!
Теперь Камен ненавидел и Юлию. Ненавидел, но что-то его беспокоило, и он потихоньку следил за Юлией и Пантой. Ну и ловкачи, ничем себя не выдают, а Панта даже делает вид, что избегает Юлии, предпочитая ей другую девочку — Лидию.
Однажды утром мама Панты остановила Камена на улице.
— Что-то ты давно у нас не бывал. Как дела?
— Хорошо.
— Уж не поссорились ли вы с Лучезаром?
— Да нет.
— Камен, а он в школе…
— Что?
— Вроде получше с учебой стало…
— Да.
— И в самом деле?
— Конечно.
— Ты знаешь, иногда допоздна занимается. Очень прошу тебя, если что не так, скажи мне.
— Да все в порядке, не волнуйтесь.
— А может, зайдешь к нам, Лучезар дома.
— Зачем ему мешать, пусть занимается.
— Да ты не помешаешь! Он с девочкой решает задачи.
Слова эти так резанули Камена, что мама Панты, заметив это, все поняла. А он, кивнув ей в знак прощания, бросился в противоположную сторону.
Камен бесцельно брел по улицам, пока не оказался возле какой-то трамвайной остановки. Может, прогуляться по центру?
Сошел он на остановке Хали[12] и, направившись к Львиному мосту, остановился перед кинотеатром.
— Камен!
Мальчик обернулся. Юлия! От неожиданности он даже не поздоровался.
— А ты разве не у Панты?
— У Панты? С какой это стати?
— Я думал, вы решаете задачи.
— Он больше не хочет заниматься со мной. Очень уж самоуверенный. Я ведь неплохая учительница, как считаешь?
— Отличная! — обрадовался Камен.
К нему вернулось хорошее настроение: значит, с Пантой занимается кто-то другой. Лидия? Конечно, Лидия! Надо быть ослом, чтобы не понять, что Панта занимается математикой с Лидией.
— Ты видел? — спросила Юлия.
— Кого? — Думая о своем, Камен не понял вопроса девочки.
— Этот фильм.
— Нет. Если хочешь, давай сходим, — предложил Камен.
Было около десяти часов утра, и возле кассы стояло всего несколько человек. Заняв очередь, Камен сунул руку в карман за стотинками, но, на его несчастье, мизинец зацепился за резинку, и рогатка, лежавшая в кармане, повисла на руке неопровержимым свидетельством его малолетства. В смущении Камен положил рогатку обратно в карман.
— Рогатка моих братишек, — солгал он. — Какого только барахла не суют в мои карманы!
Двери в зал распахнулись, и зрители, толкая друг друга, спешили занять места. Камен положил ладонь на плечо Юлии, оберегая девочку от случайных толчков, но тут же отдернул руку и взял девочку за локоть.
— Знаешь, и у Панты есть девочка, — вырвалось у него.
— У Панты? А у кого еще?
Камен смутился. Хорошо, что они вошли в зал и искали свои места, так что можно было обойтись без ответа.
После кино Камен вернулся домой счастливый. Он пообедал, схватил портфель и отправился в школу, впервые за все годы забыв позвать с собой Маляку. Неподалеку от школы он заметил Панту и направился прямо к приятелю.
— Привет!
— Привет! — Панта был удивлен и обрадован такой переменой в Камене. — Как поживаешь?
— Хорошо.
Камен положил руку ему на плечо:
— Хоть бы меня сегодня не спросили, я к учебнику не прикасался.
— Не нахватаешь пар в конце года?