Тем не менее Вятрович утверждает, что он «не читал респектабельной работы» об убийствах[123]. Работа Семашко «содержит целый ряд неточностей и преувеличений», — предъявляет претензию Вятрович, добавляя, что «к сожалению, воспоминания не могут служить достаточно надежным источником информации для исследователей» (стр. 18). Вятрович предупреждает, что «историк должен работать осторожно», подразумевая, что это то, что он делает, а приведенные выше ученые — нет (с. 19). Он утверждает, что производство документов также является частью войны, в которой один пытается «оправдать свои собственные действия и обвинить противников» (стр. 23). Вятрович поддаёт сомнению цифры, которые предлагаются в самых детальных исследованиях, но сам не предлагает альтернативных цифр. Цифра должна быть значительно ниже, мы понимаем, и все специалисты ошибаются в своих исследованиях и участвуют в пугающей «охоте за трупами». Нам было бы интересно узнать, какие цифры Вятрович считает правильными. К сожалению, исследователь склоняется к корректирующим нечётким данным: «несколько десятков тысяч убитых с обеих сторон» (с. 32). В этой связи возникает вопрос: если Вятрович не хочет или не чувствует себя компетентным, чтобы привести даже приблизительную цифру числа жертв, что является основанием для его претензии на «симметрию»?
Инструментализация истории
Вятрович пишет, что «использование термина "геноцид” для этих событий осуществляется только с политической, а не научно-познавательной целью и недостаточно для описания особенностей этого конфликта» (стр. 30). Данный рецензент соглашается: термин «геноцид» сам по себе не добавляет к нашему пониманию резни больше, чем нам это помогает понять, скажем, украинский голод 1932-33 годов. Сначала можно подумать, что Вятрович отреагировал на растущую в научном сообществе озадаченностьпо поводу инструментализации истории в некоторых посткоммунистических государствах Восточной Европы[124]. Тем не менее критическое отношение Вятровича к инструментализации геноцида выдает его «страх» «охоты на трупов», его нежелание предоставить хоть какую-то оценку числа жертв в поддержку своего заявления «симметрии» не является показательным для общей осторожности автора в отношении источников или терминологического консерватизма. На самом деле Вятрович не располагает доказательствами, чтобы определять уровень критицизма термина «геноцид» в инструментализации. Во время своего пребывания в должности директора архива СБУ Вятрович позиционировал голод 1932-33 годов как преднамеренный геноцид украинского народа. Серьёзные учёные в данной области оценивают количество смертей от голода в Украине в 1932-33 годах в 2,5–3,9 миллиона человек[125]. СБУ даже представила точную цифру — 10063000 жертв в республике во время Голодомора, или «геноцида голодом» в 1932-33 гг. Сотрудники пришли к такому числу, учитывая самые высокие оценки, включая 3 941000 голодных смертей, к которым добавили 6122000 «нерожденных» детей[126]. В ноябре 2011 года Вятрович громко выступал за геноцид сознания. Одетый в черное и с мегафоном в руке, он прошёл перед парадом в честь памяти Голодомора в Киеве, выкрикивая: «Сегодня мы чтим память миллионов детей, которые были убиты в 32 и 33. Тех, кто мог бы стать будущим Украины. Тех, кто стал потерянным поколением. Наша память может продолжить их жизни»[127].
Полный скептицизм Вятровича в отношении показаний очевидцев, терминологии и источников не свидетельствуют об академизме, исследовательской философии или методе, но, на наш взгляд, обусловлен темой. Таким образом, в то время как воспоминания выживших после резни ОУН-УПА поляков не могут быть приняты в качестве достаточного основания для историков, свидетельства украинцев, переживших голод, не только рассматриваются как действительный источник, но память о голоде считается критически важной. Геноцид является не научной и политической категорией, когда к нему взывают польские власти, чтобы описать резню ОУН-УПА восточных поляков, но обоснованной концепцией, которая должна приниматься за чистую монету, когда к ней апеллируют украинская власть и Вятрович при описании голода 1932-33 гг. Вятрович выступает против предоставления жертвам ОУН-УПА статуса жертв геноцида — того, чего он добивается для украинцев — жертв Сталина. Исследователь отвергает методологию Мотыки, Семашко и Снайдера для установления количества жертв ОУН-УПА. Было бы хорошо, если бы Вятрович применил их методы в своем деле, рассчитывая точное число никогда не существующих украинских жертв геноцида, и достиг «точного» числа, которое само по себе превысило бы аналогичное число жертв Холокоста.
124
See, for instance: Dovid Katz. Detonation of the Holocaust in 1941: A Tale of Two Books // East European Jewish Affairs. 2011. Vol. 41. Pp. 207–221; Dzhon-Pol Khimka. Ukraintsy ne dolzhny byli massovo ubivat' mirnoe naselenie // Antifashist: Antifashist-skii forum Ukrainy. 16.07.2010. http://antifashist.com/time-line/216-djon-pol-himki-pro-mirnoe-naselenie.html (Last accessed: March 14, 2012); Dmytro Rybokov. Marko Tsarynnyk: Istorychna napivpravda hirsha za odvertu brekhniu // Levyi bereh. 6.11.2009. http://lb.com.ua/article/society/2009/11/05/13147markotsarynnykistorychna.html (Last accessed: March 14, 2012).
126
SBU nazvala ostatochnu kil'kist' zhertv Holodomoru v Ukraini // Tsn.ua. N. d. http://tsn.ua/ukrayina/sbu-nazvala-ostatochnu-kilkist-zhertv-golodomoru-v-ukrayini.html (Last accessed: March 14, 2012).
127
5 tysiach kyian vshanuvaly zahyblykh vid holodu ditei // Tsentr Doslidzhen' Vyzvol'noho Rukhu. 27.11.2011. http://cdvr.org.ua/content/5-THCgq-KHgH-BmaHYBaM- 3am6MX-Bia-ronoav-aiTeH (Last accessed: November 28, 2011).