Рокко откинулся в кресле, словно сказал все, что должен был сказать. Он закрыл глаза, показывая, что беседа закончена. Теодор Рэксоул встал.
— Я надеюсь, — сказал Рокко, внезапно открывая глаза, — я надеюсь, что вы вызовете полицию без всякого промедления. Уже поздно, а я не люблю оставаться без ночного отдыха.
— А где вы собираетесь провести ночь? — спросил Рэксоул.
— В тюремной камере, разумеется. Разве я не сказал вам, что признаю себя побежденным? Я не настолько слеп, чтобы не понимать, что в любом случае против меня prima facie[20] заведут дело. Думаю, что я получу год или два тюрьмы за соучастие — скорее всего, они назовут это именно так. Во всяком случае, я буду в состоянии доказать, что не замешан в убийстве этого несчастного простофили, — И он странным, презрительным жестом указал локтем на кровать. — А сейчас не пойти ли нам? Все спят, но на улице недалеко должен стоять полисмен, и сторож может окликнуть его из портика. Я к вашим услугам. Давайте спустимся вместе, мистер Рэксоул. Даю вам слово, что пойду тихо.
— Подождите минуту, — сказал Теодор Рэксоул коротко. — Спешить некуда. Вам не, по вредит, если вы проведете час-другой без сна, особенно если вспомнить, что завтра вам не придется работать. У меня есть к вам еще пара вопросов.
— Ну? — пробормотал Рокко с оттенком усталой скуки и обреченности.
— Где находился труп Диммока последние три или четыре дня с тех пор, как он… умер?
— О! — ответил Рокко, отчасти удивленный простотой вопроса. — Он был в моей комнате, затем одну ночь — на крыше; однажды он был отправлен из отеля вместе с багажом, но вернулся на следующий день как ящик с сахаром. Я забыл, где он еще побывал, но всякий раз это было совершенно безопасно и четко проделано.
— А кто изобретал все эти маневры? — спросил Рэксоул так холодно, как мог.
— Я. Надо сказать, что я и придумывал их, и следил за тем, как они выполняются. Видите ли, подозрения вашей полиции обязывали меня быть особенно проворным.
— А кто их выполнял?
— О! Об этом можно рассказывать целые истории. Но я не имею намерения убеждать вас, что мои сообщники были невинными. Для такого человека, как я, до абсурда легко навязывать свою волю подчиненным — легко до абсурда.
— Что вы в конце концов собирались сделать с этим трупом? — продолжал свое расследование Рэксоул.
— Кто знает! — сказал Рокко, закручивая свои прекрасные усы. — Это могло зависеть от нескольких вещей — от вашей полиции, к примеру. Но, возможно, мы бы в итоге вернули этот бренный прах, — еще один взмах локтя в сторону кровати, — опечаленным родственникам этого человека.
— А вы знаете, кто его родственники?
— Разумеется. А вы разве нет? Если не знаете, могу лишь намекнуть, что этот Диммок считал князя своим отцом.
— Мне кажется, — сказал Рэксоул с холодным сарказмом, — что вы поступили чрезвычайно бестактно, выбрав эту спальню в качестве сцены для ваших операций.
— Ничего особенного, — сказал Рокко. — Во всем отеле не нашлось более удобного помещения. Кто мог заподозрить, что здесь происходит что-либо подобное? Это наилучшее для меня место.
— Я заподозрил, — кратко бросил Рэксоул.
— Да, вы заподозрили, мистер Рэксоул. Но я не брал вас в расчет. Вы всего лишь большой бизнесмен. Вы американский гражданин, и я не предполагал иметь дело с персоной такого класса.
— По-видимому, я напугал вас сегодня днем?
— Ни в малейшей степени.
— Вы не опасались обыска?
— Я знал, что не намечается никакого обыска. Я знал, что вы просто пугаете меня. Вы должны признать за мной немного смекалки и интуиции, мистер Рэксоул. Как только вы начали беседовать со мной сегодня днем на кухне, я сразу же почувствовал, что вы идете по следу. Но я не был напуган. Я просто решил, что не надо терять времени и что я должен действовать быстро. И я действовал быстро, но, по-видимому, недостаточно. Я допускаю, что ваша скорость превзошла мою. И прошу вас, пойдемте вниз.
Рокко встал и двинулся к двери. Рэксоул инстинктивным движением бросился вперед и остановил его за плечо.
— Никаких фокусов, — сказал Рэксоул. — Вы под моим арестом и не забывайте об этом.
Рокко взглянул на своего хозяина с мягким снисходительным презрением.
— Разве я не сообщил вам, — сказал он, — что намерен идти тихо?
Рэксоул в этот миг был почти пристыжен. У него мелькнула мысль, что человек может быть величествен даже в преступлении.