Дома было все в порядке. Все работали. В августе с Мишкой икру пороли. Почти тонна получилась. Вспомнил и нахмурился. Раньше он этим не занимался, но тут менты сами предложили. Рыба как никогда дуром перла, вот и... рук, видно, не хватало. А может, Васька Семихватский просто по-соседски зашел... Генка согласился, и в конце концов неплохо вышло — свежий, трех-четырехлетний «крузак» можно было из Владика пригнать. Но деньги деньгами, а неприятный осадок остался. Генка до мозга костей был охотник и вырос на том, что в тайге ничего не должно пропадать даром, а тут своими руками загубил столько рыбы. Больше двух тысяч самок — Мишка высчитал. Не то, чтобы он никогда раньше икру не порол, бывало, конечно, и часть рыбы выкидывалась, естественно, но когда бросали всю, это было чересчур. Да и непонятно — менты, которые должны были охранять рыбу от него, сами его на эту рыбу поставили. Что-то неправильно менялось в жизни. Кто-то же должен следить, думал Генка, нам только дай...
Он переживал это дело и вспоминать не любил. На соболе по-нормальному столько же можно было взять. И это были совсем другие деньги. Но теперь и они почему-то казались Генке нечестными. Он инстинктивно опасался, что и здесь на его охотничьем участке объявится кто-то, кто все испоганит.
Костер прогорел, уха уже не кипела, оседала прозрачная. Под красноватым жирком томились разварившиеся рыжемясые куски гольцов. Генка бросил два листика лаврушки и снял с углей. Сигаретку подкурил, сидя на корточках у костра и думая о чем-то. Ему неприятно было вспоминать ту попусту загубленную рыбу — суеверья всякие лезли в голову. Если бы легально ловили, вся бы пошла в дело. Даже жрать расхотелось.
Собаки, дремавшие на солнце, поднялись и заворчали в лес. «У-у-в», — взбрехнул Чингиз глуховато, не раскрывая пасти. Айка молчала, настроив острые уши. Генка прищурился на склон сквозь облетающие полупрозрачные листвяшки. Тишина стояла, только одинокий тихий комар звенел у уха. Люди тут редко бывали, медведь должен был уже залечь, хотя какие-то болтаются еще... Можно было бы лохматого, подумал, собакам в приварок.
Участок у Генки, как и у всякого штатного охотника в их районе, был большой — больше восьмидесяти тысяч гектаров. В других местах, где соболь был не очаговый, и по двадцать тысяч хватало, но у них зверек держался по ключам и речкам. По верхам, гольцам, да сыпунам его не было.
На пятьдесят километров весь правый борт Юхты был Генкин. Соседняя долина, Эльгына, была Кобяковской, а верховьями Генка граничил с Сашкой Лепехиным. Два зимовья у них с Сашкой были общие: на истоке Юхты и на Светленьком. Сашка, правда, пьяный разбился насмерть на машине три года назад, и в прошлом году на его участок заезжал москвич Жебровский. На вертолете залетал, и обратно вертушкой выдергивали, кучеряво, видно, по деньгам вышло.
Странный был этот Жебровский. Не бедный, весь мир объездил, а зачем-то взял участок. В этом году опять приехал, домик купил в порту и собирался на промысел. Генка пытался представить, что Жебровский так же, как и он сам, любит тайгу и охоту. И даже вот это промысловое одиночество. Трудно было такое представить: Жебровский, вроде и простой в общении, без понтов, промыслу учился внимательно и своим делился — Генка кое-какие мелочи у него перенял, — а все же был другим. Слишком городским, что ли? С Трофимычем, например, намного проще было.
У Генки на участке одиннадцать зимовий стояли, и почти все по Юхте, на впадении в нее ключей и притоков. Между избушками километров по двенадцать-пятнадцать «буранные» путики[4] поделаны, но начинал Генка пешком. И «Буран» берег по малоснежью, и больше любил тихую охоту с собачками. Так, не торопясь, с работой поднимался он от зимовья к зимовью, открывал капканы, готовил рыбу на зиму, стрелял глухарей, рябчиков и куропаток на приманку, приводил избушки в порядок. Базовое зимовье стояло примерно посередине — на Каменной.
Сейчас он переходил с Каменной на Секчу. В семь утра вышел. Темно еще было. Собак взял, карабин и по холодку — руки и уши мерзли — двинул знакомым путиком над рекой. Шлось легко: за плечами банка тушенки, чай, сахар, котелок, топор, запасные штаны и свитер, да пяток капканов на всякий случай. Генка, довольный, что рано вышел и впереди длинный день, посматривал в сторону речки, в темноте ее не видно было, только глуховато доносился шум осторожной осенней воды. Тропа, обходя прижим, забирала и забирала круто вверх.