Со времени нашего отъезда из Петербурга эскадра под командованием адмирала Гейдена, которая сражалась у Наварина, а позднее блокировала Дарданеллы, вернулась в Кронштадт в прекрасном состоянии. В качестве трофеев они привели египетский корвет[9] и одобрение английских и французских моряков, которые были в восхищении от действий наших морских сил и от умелого поведения контр-адмирала Рикорда при крейсировании Дарданелл в очень опасное зимнее время. Император уже стал пожинать плоды своих усилий и неустанных забот, которые он направлял и раньше и теперь, на улучшение состояния своего флота. В Средиземном море осталась только небольшая эскадра, состоявшая из трех фрегатов и нескольких легких кораблей.
7 июня император уже вернулся в Варшаву, откуда на следующий день собирался выехать в Лович для встречи с императрицей. Я имел счастье его туда сопровождать. В одиночестве мы ехали в коляске по этой стране, которая через несколько месяцев отвергла этого государя, который сейчас столь доверчиво вверил себя преданности своих подданных. Император любовался благосостоянием, которое управление императора Александра и его собственное привнесло в этот непоследовательный народ. Народ, который сейчас с воодушевлением сбегался поглядеть на своего короля, а несколько месяцев спустя в приступе безумия ряд людей объявят его отрешенным от власти.
В Варшаве я нашел мою сестру Ливен со своим мужем, которые ненадолго покинули свое посольство в Лондоне с тем, чтобы выразить императору свою преданность. Мы были счастливы вновь увидеться, и моя сестра, благодаря своему уму и своей приветливости, вновь завоевала при дворе и во мнении всех свою репутацию, которой она была обязана этим двум качествам, столь полезным для жены посла и столь ценимым в обществе.
Через 8 дней после нашего возвращения в Варшаву император закрыл заседания Сейма. На нем были рассмотрены и решены все те дела, которые были вынесены на его обсуждение. В ходе заседаний проявилась весьма резкая оппозиция. Закон, на котором настаивал император, против легко-легкости разводов, был отклонен. Вместе с тем, общий тон был лакирован налетом верности и доверия к государю, который отвергал саму мысль об обвинениях или подозрениях между престолом и органом национального представительства. Таким образом, все было окончено внешне дружелюбно, но на самом деле достаточно холодно.
В сопровождении своего брата принца Карла императрица первой выехала в Петербург, а через три дня в полночь 21 июня император покинул Варшаву. Он был недоволен собой и еще менее доволен своим братом великим князем Константином. Он был озабочен положением в Польше, видел зло в либеральном и преждевременном устройстве этой страны, которое он, тем не менее, был обязан поддерживать, он видел серьезные недостатки в характере своего брата, но считал, однако, его присутствие полезным в качестве противодействия претензиям польской аристократии. Короче говоря, он надеялся только на будущее и не имел полной картины современного состояния этой столь интересной части его необъятной империи. Но ничто не указывало на возможный взрыв, наоборот, на всем лежал отпечаток материального процветания, что было самой надежной гарантией общественного спокойствия. Время могло внести изменения в личные затруднения императора, и в целом он уехал вполне довольный своей поездкой и с верой в нацию, которая всем была обязана российским государям.
Незадолго до нашего отъезда из Варшавы император получил донесение из Севастополя о том, что жители предместий этого города, состоявшие в основном из матросов и членов их семей, взбунтовались. Они убили коменданта генерала Столыпина и дошли до крайних пределов с тем, чтобы избавиться от суровых санитарных мер, по необходимости принятых для защиты от чумы, которая появилась в севастопольском порту и уже стала распространяться вплоть до Одессы. Генерал-губернатор Новороссии граф Воронцов примчался на место и со своей обычной деятельной храбростью вскоре смог восстановить порядок и привести жителей в необходимое повиновение. Главные зачинщики были сурово наказаны, и меры, предначертанные лично императором, создали непреодолимые препятствия для подобных нарушений дисциплины в будущем. Часть черноморских экипажей была переведена в Архангельск и в Кронштадт, их заменили матросы и офицеры, служившие на Балтийском море. Благодаря неустанным заботам графа Воронцова, на юге империи эпидемия чумы была остановлена и вскоре ликвидирована совсем.