Хотя Коммунистическая партия Польши и была распущена Коминтерном, но низовые партийные организации работали. Может быть, они не были извещены, а может быть, просто игнорировали этот роспуск. Гомулка много позже мне рассказывал, что он работал в то время в Драгобыче и считал себя членом партии. Я не знаю, в каком составе там была партийная организация и была ли вообще. Наверное, отдельные лица считали себя коммунистами, и такие, как Гомулка, были. Завадский, который стал председателем Государственного совета в Польше, рассказывал, что он сидел в Драгобычской тюрьме как коммунист. Среди коммунистов, членов бывшей Польской компартии, было много и рабочих, и интеллигенции. Они хотели вступить в партию, но об этом не было и речи.
Там была еще Коммунистическая партия Захидной Украины, то есть Западной Украины, которой руководил Центральный Комитет КП(б)У из Киева. Бывших ее членов нам разрешили принимать в партию в индивидуальном порядке. Мы кое-кого принимали и не могли их не принимать, потому что мы видели, что это честные люди, которые представили нам доказательства своей работы в подполье. Они нам были нужны. Они лучше знали местные условия. Таким образом, мы приступили к созданию партийной организации.
Как удар обухом по голове прозвучала для меня весть, что нашими чекистами убит муж Василевской. То было случайное убийство, как мне честно признались. Но я очень огорчился. Он был пэпээсовец, сам из рабочих, хотя и менее активный, чем его супруга. Тут же возник вопрос: как это отразится на отношении Василевской к нам? Не подумает ли она, что мы устранили его по каким-то политическим соображениям? Мало ли что может прийти в голову человеку при такой трагедии. И я сказал своим украинцам Бажану и Корнейчуку: разъясните Ванде Львовне по-честному, как все произошло, ничего не скрывая.
А произошло вот что. Чекисты хотели арестовать какого-то жильца в доме, где жила Василевская во Львове, но этажом выше, и спутали квартиру. Постучались случайно в другую. Муж Василевской открыл дверь и тут же был застрелен. Я потом спрашивал: «Зачем же был произведен выстрел? Ну, произошла ошибка, постучали не в ту дверь, но человек ведь ее открыл, с ним можно было объясниться?» Отвечали, что чекистам показалось, что открывавший дверь был вооружен и сам намеревался стрелять. Конечно, это трусливый акт. Никакого оружия у него не имелось, стрелять он, следовательно, не мог. Убили человека, и все…
Мы правдиво рассказали об этом Ванде Львовне и просили правильно нас понять. Василевская поверила, что здесь не было злого умысла, и, не снижая активности, продолжала работать в дружественном к нам направлении. У меня сохранялись с нею наилучшие отношения на протяжении всей ее жизни.
Не скрою, не все встречи с поляками во Львове носили радостный характер. Очень трудно им было понять нашу политику, в результате которой они лишились государственности и потеряли родной для себя Львов, где польская интеллигенция занимала все ведущие позиции. Поляки господствовали везде: в коммунальном хозяйстве, в университете, техникумах, школах. Одним словом, все главные командные позиции во Львове были исключительно в руках поляков. Поэтому когда мы соприкоснулись с организацией служб городского хозяйства, то мы имели дело с польской администрацией. Во Львове и рабочими главным образом были поляки. Поляки даже на черные работы не допускали украинцев. Украинцы нам говорили:
– Нас даже не принимали на работу по мощению улиц во Львове.
Если поляки и не высказывались против нас, таили свое недовольство сложившимся положением, то по глазам можно было прочесть, о чем они думают, печать траура лежала на их лицах.
Печальные эпизоды остались у меня в памяти.
Запомнился случай с польской оперной певицей Вандой Бандровской[162]. Ванда Бандровская, довольно известная среди оперных артистов, оказалась во Львове. Наши за ней стали ухаживать, предложили ей на выбор работу в Оперном театре, Киевском или Одесском. Пока мы вели с ней переговоры, она поддалась влиянию немецких агентов, которых было полно во Львове. Тогда было достигнуто соглашение об обмене людьми, которые оказались на территории, оккупированной нашими и немецкими войсками. Украинцы могли вернуться в зону, занятую советскими войсками, и, наоборот, поляки из Львова и других восточных районов бывшей Польши могли бы возвратиться в Польшу.
162
БАНДРОВСКА-ТУРСКА Эва (1899–1979) – польская певица, выступавшая в 1918–1960 гг. на сцене оперы и в концертах, профессор Краковской и Варшавской консерваторий.