У Мстислава могли быть и более широкие планы, но в 1023 г. у него возник конфликт с Ярославом Мудрым. Характерно, что в составе войск последнего были варяги, а у Мстислава — хазары и касоги. Конфликт закончился победой Мстислава, но, по летописи, киевляне его не приняли, так что он остался владеть Черниговом и другими своими землями.
До самой его смерти (1036 г.) юго–восточные территории фактически были независимы от Киева[77], и киевская летопись упоминает Мстислава, как правило, лишь в связи с киевскими делами. Закавказские хроники совсем его не упоминают, но описанные в них события 30–х годов XI в., связанные с русами, могут относиться к деятельности только этого русского князя.
В X — первой половине XI в. в Закавказье и на Северном Кавказе сложились довольно устойчивые политические группировки. Судя по местным хроникам Закавказья и Дербента (XI в.), русы чаще всего находились в союзе с аланами, а также с правителями Дагестана. В русской летописи тоже нет указаний на какие‑либо конфликты Мстислава с аланами. Очевидно, здесь играла роль и система алано–касожских отношений, предполагавшая союз русской Тмутаракани с аланами. Такая расстановка политических сил дала себя знать в событиях, разыгравшихся в Закавказье в 30–е годы XI в.
В 1030 г. в Аране началась феодальная усобица, в ходе которой один из сыновей аранского эмира, Фадла Муса, призвал на помощь русов, и они прибыли на 38 кораблях к ширванскому побережью (здесь опять‑таки надо предполагать союз русов с Дербентом и другими дагестанскими областями). В битве с русами ширваншах потерпел поражение, после чего русы по просьбе Мусы поднялись вверх по Куре, перешли на Аракс и вместе с его воинами овладели крупнейшим городом Арана Байлаканом. Затем русы ушли в византийские владения. Но в 1031 г., согласно хронике Арана, они опять появились в Ширване. Обстановка была уже иной: Муса на сей раз стал союзником ширваншаха, и в сражении близ Баку эти два феодала совместно воевали против русских дружин. Понеся потери, русы ушли. В параллельной хронике Ширвана под 1032 г. говорится о походе на Ширван сарирцев и алан, которые потерпели страшное поражение[78].
Сопоставляя известия хроник, можно предположить, что в 1030-1032 гг. русы воевали в Закавказье как союзники ас–Сарира и алан. Источники, таким образом, показывают, что политика русских князей (точнее, Мстислава Храброго) носила активный характер. Действовал он в союзе с аланами и дагестанцами. Это вполне согласуется с тем, что нам известно о Мстиславе из русской летописи. Он, по–видимому, и не стремился стать во главе всей Руси, а был больше заинтересован в укреплении своего влияния на Северном Кавказе, в чем и достиг немалых успехов. Очевидно, походы русов 30–х годов XI в. в Закавказье самостоятельных целей не преследовали и скорее всего обусловливались договорными обязательствами черниговско–тмутараканского князя в отношении его северокавказских союзников — алан, сарирцев, Дербента. Но Мстислав явно стремился укрепить свое влияние на Западном Кавказе, вблизи русских владений (Тмутаракань и др.). Отсюда и его союз с аланами и дагестанцами.
Мстислав скончался в 1036 г. бездетным, и его владения перешли к Ярославу Мудрому. Любопытно, что это сразу вызвало конфликт с печенегами[79]. Чем это объяснить? Можно высказать самые различные предположения. Смерть такого воителя, как Мстислав, вероятно, воодушевила кочевников напасть на русские земли. А может быть, печенеги были каким‑то образом связаны с покойным князем и в переходе его земель под власть Ярослава усмотрели для себя угрозу? Наконец, нельзя забывать о Византии. Выше упоминалось, что во время одного из походов в Восточное Закавказье русы затем ушли в византийские пределы. Зачем? Тут также можно выдвинуть серию гипотез. С одной стороны, известно, что в Закавказье первой половины XI в. русские дружины нередко сражались на стороне византийцев[80]. Даже в битве Романа Диогена с сельджуками при Манцикерте (1071 г.) в составе византийской армии были русские отряды[81]. С другой стороны, был, как известно, и поход 1043 г. на Византию, возглавленный старшим сыном Ярослава Владимиром[82]. Очевидно, надо принимать в расчет византийские интересы в Крыму, что и могло побудить империю толкнуть кочевников на Русь.
Впрочем, наступали новые времена и для Руси, и для печенегов. Последние вскоре должны были очистить южнорусские степи под натиском новой волны кочевников. Половецкие (кыпчакские или куманские) племена заняли во второй половине XI в. огромную территорию, включая степи нынешнего Казахстана, Северного Кавказа и равнинные пространства от Дона до Дуная. Половцы надолго стали главными противниками Руси на юге и востоке. В самой Киевской Руси после смерти Ярослава Мудрого начала проявляться тенденция к распаду на уделы. И хотя окончательное раздробление Древнерусского государства приходится на 30–е годы XII в., предшествующие 70-80 лет его истории уже отличаются в этом смысле от X — первой половины XI в. Восточные связи Руси и ее отдельных земель отныне определяются в значительной мере характером отношений с половцами, а также связями тех или иных русских княжеств со странами Кавказа, Закавказья.
Подводя некоторые итоги развития связей Киевской Руси с Востоком в X — первой половине XI в., можно сказать, что характер, цели и направленность этих связей определялись торговыми и политическими интересами стран Востока в Европе, а Руси — на Востоке. Изучение этих интересов нельзя отрывать от проблемы русско–византийских отношений. Вплоть до конца 60–х годов X в. большое значение имели взаимоотношения Руси с Хазарским каганатом. Эволюция контактов Руси на Востоке закономерно привела к установлению с 40–х годов X в. союзнических отношений Киева с рядом племенных и государственных объединений Северного Кавказа. Эти контакты получили дальнейшее развитие после крушения Хазарии под ударами войск Святослава.
Вторая половина X — первая половина XI в. — период крепнущего влияния Руси на Северном Кавказе, ее активного участия в событиях, происходивших в Закавказье, к которым так или иначе были причастны и Византийская империя, и ряд государств Передней Азии. Формы политических отношений Киевской Руси со странами Востока определялись, с одной стороны, внутренними социально–экономическими процессами у восточных славян (возникновение федерации восточнославянских княжеств, затем образование единого раннефеодального Киевского государства, позже — постепенный его распад); с другой же стороны, эти формы зависели и от развития международных отношений в Европе, странах Передней и даже Средней Азии.
Что же касается идеологической, в том числе религиозной, сферы, то восточнославянский мир имел здесь с Востоком тесные контакты. Об этом свидетельствует, в частности, состав древнерусского государственного языческого пантеона. Древняя Русь в IX‑X вв. взаимодействовала и с мусульманским миром, северные пределы которого в X в. достигли Поволжья. Однако эти идеологические связи не получили развития. В конкретных условиях той эпохи более сильным оказалось религиозное влияние Византии. Оттуда и пришло на Русь христианство, формы которого здесь имели свои особенности.
77
ПВЛ. Ч. 1.С. 99-100. Вместе с тем в дальнейшем отношения между братьями, по–видимому, изменились. В 1031 г. они вместе ходили на поляков (см. там же. С. 101).