— У вас есть возможность примкнуть к нам, — ответил Нестеров. — Для этого надо научиться летать, окончить, например, Гатчинскую авиационную школу и стать военным летчиком. Тогда милости просим. Кстати, я тоже учился в Гатчине, окончил и воздухоплавательный, и авиационный курс. Потом стажировался в Варшаве.
— Загвоздка в том, отпустят ли меня из артиллерии.
— Я тоже артиллерист, и меня не отпускали, но все-таки добился своего. Если вы действительно решили летать — идите напролом, рвите путы, что связывают вас. Только так.
— Спасибо. Я пойду на все, чтобы стать летчиком, — воодушевился Крутень. — В вашем отряде невозможно не обратиться в новую веру — авиационную.
— Но вы, поручик, летали и с пилотами другого отряда.
— Но именно у вас я увидел, как "мертвая петля" стала живой.
— Да, это верно.
— Петр Николаевич, скажите: были ли в ваших полетах критические, опасные моменты? Когда аппарат отказывал и приходилось бороться за свою жизнь?
Нестеров ответил не сразу.
— Конечно, были. Да и у кого из летчиков их не было при современном несовершенстве аэропланов?! Вот, например, в январе, когда переучивался на "ньюпоре" в Варшаве, случился такой казус. В воздухе на моем аппарате загорелся бензин в карбюраторе, остановился мотор. Летел я по направлению к городу, внизу ангары, высота всего семьдесят пять метров. Что делать? Прежде всего взял себя в руки. Это самое главное. Поддашься панике — до беды недалеко. Я круто повернул на планирующем спуске" чтобы не сесть, как ворона, на ангары. Спустился на землю. А бензин разливается вокруг, горит. Надо спасать "ньюпор", пока огонь не спалил его. Расстегнул пояс и вылез из аппарата. Подбежали солдаты. Тут же оттащили самолет прочь из горящей лужи, затушили пламя на аппарате. Словом, все кончилось благополучно: и я остался жив, и "ньюпор" в целости. Считайте, мне повезло.
— Но другой на вашем месте мог бы растеряться, даже струсить и тогда…
— Ну, это лишь предположение. А вообще-то, многое зависит от самого летчика. Машины ненадежны, подчас подводят нас, это верно. Но если летчик грамотный, хорошо знает технику, уверенно пилотирует свой аэроплан, то обязательно выкрутится и в самых сложных ситуациях. Многие твердят: "Надо иметь летную интуицию, обладать летным инстинктом". Это вредная теория. Я убежден: в воздухе везде опора. Хорошо подготовленный авиатор должен уметь придавать своему аппарату любое положение и из любого положения выводить его. К трагедии приводит как раз следование "летному инстинкту"[2]. Скажу о себе: я люблю планировать на самолете с выключенным мотором, в тишине, кругами, восьмерками.
— Наедине с небом. Как птица, — оживился Крутень. — Какие прекрасные, наверное, при этом ощущения.
— Вы правы. Но сознайтесь, напугал я вас своими россказнями о пожаре и прочем? А?
— Нет, Петр Николаевич, наоборот. Самому захотелось в небо — попробовать свои силы. Может быть, получится.
— Верю, у вас получится.
Быстро для Крутеня проходил день за днем в авиационном отряде. Он все больше постигал жизнь летчиков, их заботы и трудности. Его постоянно влекло на аэродром и тянуло в воздух. Здесь во всем чувствовалось, что летчики, механики, мотористы с большим уважением и любовью относятся к своему командиру. Совсем недавно начальником отряда был штабс-капитан Самойло, солдафон, грубиян, "раздававший" зуботычины рядовым. К счастью, он отправился в погоню за призрачным призом князя Абамелек-Лазарева за перелет Петербург — Москва — Петербург. А то, вероятнее всего, воспрепятствовал бы выполнению "мертвой петли" Нестеровым. После отъезда Самойло все в отряде вздохнули с облегчением.
Однако новаторство летчика не всем пришлось по вкусу. В высших авиационных кругах его отругали за "мертвую петлю". Как писалось в газете, некое лицо, занимающее высокий и ответственный пост в военном ведомстве, выразилось весьма категорично: "В этом поступке больше акробатизма, чем здравого смысла. "Мертвая петля" Нестерова бессмысленна и нелогична".
Этот инкогнито, посуливший летчику тридцать суток ареста, был не кто иной как великий князь Александр Михайлович, возглавивший к тому времени военную авиацию. Ему подпевали и другие недоброжелатели Нестерова.
Поручик Крутень возмущался тем, что вместо благодарности Петр Николаевич получил выговор и с интересом ждал, ответит ли на этот выпад командир. И он ответил.
В "Петербургской газете" за 4 и 5 сентября 1913 года появилась статья Нестерова "Как я совершил "мертвую петлю". Поражал спокойный, сдержанный тон статьи. Нестеров как бы доверительно рассказывал о том, как он готовился к своему невиданному эксперименту, какие цели преследовал, в чем разница между сложным пилотажем отчаянного французского авиатора Пегу, которому приписывали первенство в выполнении "мертвой петли", и его, Нестерова, полетом.