— Хватит, хватит! — лекарь шатался и размахивал руками. — Ты хочешь меня протрезвить или утопить?
— Протрезвить настолько, чтобы ты смог позаботиться о моем слуге. Но мне придется тебя утопить, если ты ему не поможешь.
Адонис протер глаза.
— Что с ним?
— Лихорадка и паралич.
Лекарь кивнул и повернулся к своему помощнику, которого только что привел воин. Он велел ему упаковать в сумку разные мешочки и баночки.
Когда они покинули крепость, то увидели идущего им навстречу Никиаса.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Как только я улажу это дело, — сказал Афер, — тут же вернусь. Где тебя найти?
— В спальных покоях за твоей канцелярией. Как долго ты будешь заниматься своими делами?
— Это будет зависеть от лекаря — насколько хорошо он будет лечить моего слугу. Но в любом случае я вернусь до полуночи.
— Посмотрим, поможет ли это. — Адонис коснулся плеча Тисхахара указательным пальцем. Больной слабо улыбнулся. — Возможно, завтра нужно будет повторить.
Афер посмотрел на живот раба. Вероятно, у него были парализованы и внутренние органы. Запах у порошка, предложенного лекарем, был такой, что Афера чуть не стошнило.
Он оставил с Тисхахаром подростка и приказал ему поить больного водой, охлаждать его тело и мыть.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал Афер, когда они снова вышли на улицу.
Адонис отмахнулся.
— Это я должен тебя благодарить.
— За что?
Адонис хихикнул.
— Ты меня протрезвил. Теперь я могу спокойно пить дальше.
Афер проводил лекаря до крепости. Тот опять подался в сторону пивной. Афер и помощник лекаря прошли через ворота, которые охранял сонный часовой.
Никиас еще не спал. Он сидел в канцелярии Афера и занимался папирусными свитками. Две масляные лампы давали тусклый свет.
Афер налил себе в чашу вина из кувшина, стоявшего на столе, и спросил:
— Не слишком здесь темно?
— Некоторые вещи настолько безрадостны, что лучше всего их не видеть. — Никиас криво усмехнулся.
— Какие новости могут быть такими срочными, что нужно успеть обсудить их еще сегодня ночью?
Никиас отложил перо.
— Речь идет о проповеднике нового учения, бродячем раввине.
— Йегошуа?
Никиас кивнул.
— Царь озабочен. От него требуют казнить этого человека. Но царю не понравилась и предыдущая казнь.
— Ты говоришь об этом крестителе? Об Иоанне[19]?
Никиас тихо вздохнул.
— О нем. И на царя давят все те же люди.
— Его дочь? — Афер поднял брови. — Или священники?
— Иерусалим. Они говорят, что он бунтовщик, что он хочет свергнуть царя и изгнать римлян.
Афер пододвинул к столу табурет и сел.
— А я скажу тебе, что он хороший человек. Он уважает царя. И вообще, какой глупец вздумает восстать против империи?
— Каждый, кто одержим исключительно своим богом, своей верой.
— Он не одержим. Насколько я знаю, он хочет смягчить каноны, заменить некоторые положения учения другими.
Никиас скривился.
— Иначе говоря, он хочет очистить храм.
Афер сделал глоток.
— Я не знаю, — сказал он. — Маленький раввин из Галилеи и большой храм в Иерусалиме? Может быть, он и хотел бы, но я сомневаюсь, что раввин на это решится. Для достижения цели ему понадобилось бы больше сторонников.
— Даже больше, чем их у него будет через год? Если, как говорят, он и дальше будет исцелять больных и творить чудеса?
— Ясновидящие и целители были всегда. А что будет через год? Я не умею читать по звездам.
— Никиас кивнул.
— В этой крепости нет астрологов. Мы давно догадались, на кого ты работаешь…
— На царя.
— Не прикидывайся дурачком. — Слова Никиаса прозвучали почти презрительно. — Конечно же, ты служишь царю, но ты служишь и Риму.
После небольшой паузы Афер спросил:
— Это так важно?
Никиас провел ладонью по столу.
— Это важно. По многим причинам. — Он поднял глаза и посмотрел на Афера. — Тот, кто платит своим солдатам, должен быть готов к тому, что кто-то другой сделает им более заманчивое предложение. Если мы уверены, что человек работает на Рим, то мы можем на него положиться. Кто же осмелится предать Рим? А если осмелится, то Рим его покарает. Кроме того, царь на стороне Рима. Что на пользу Риму, не повредит и царю.
19
Иоанн Креститель (или Предтеча) — по Евангелию, пророк, предсказавший появление Христа и крестивший многих евреев, в том числе и самого Иисуса.