— Моя пара, — молвит он благоговейно, а потом снова кружит Меган вокруг себя. — Моя пара!
Она снова и снова покрывает его лицо поцелуями и тут чмокает его в губы, приводя Кэшола в замешательство.
К этому моменту у входа в пещеру уже сформировалась толпа, однако Меган с Кэшолом были настолько увлечены друг другом, что даже не обратили на это внимание. Переполненная счастьем, она смотрит ему в глаза, а он не может перестать прикасаться к ней. С тем же успехом нас могло и вовсе тут не существовать. Мурлыканье в пещере было достаточно громким, чтобы я ощущала собственную безмловную грудь сверхтихой.
— Сегодня прекрасный день, — заявляет Вэктал позади нас. — Наше племя продолжает расти и процветать.
— Эй, — произносит Лиз, когда Кэшол начинает расшнуровывать тесемки на своих штанах. В таком же забвении Меган теперь с огромным увлечением целует его глубоким поцелуем, что нам становится неприлично смотреть на них. — Думаю, мы должны оставить их одних.
Джорджи шагает вперед, проталкиваясь мимо всех зрителей, и опускает занавес над входом в девичью пещеру.
— Давайте оставим их наедине, — говорит она весело. — Большинство охотников вернулись, к тому же у нас хорошие новости. По-моему, это надо отметить.
Несколько радостных приветствий эхом отдаются под сводами пещеры, и начинается непрестанная болтовня, заглушающая мурлыканье счастливой парочки. Я ухожу, чувствуя себя немного потерянной и одинокой. Я должна быть счастлива за Меган. Должна. Почему-то я оглядываюсь по сторонам пещеры и вижу Аехако.
Он наблюдает за мной.
И душа у меня начинает болеть еще больше, потому что мне его не получить.
У нас есть перебродивший чай, называемый сах-сах, в изготовке которого Кэшрем, муж Мэйлак, настоящий мастер. От него вонь как от задницы серпоклювов [2] , но вкус на языке ощущается приятно теплым, к тому же способствует избавлению от запретов. Во время праздника племя распечатывает один кожаный мешок сах-сах за другим, и все пируют, смеются и радуются. Старая Кемли и ее пара вытаскивают свои барабаны и флейты, и пещеру заполняет радостная музыка, перекрывающая любые шумы, которые может издать теперь уже резонирующая пара, поддающаяся требованиям кхай.
Фарли, дочка Кемли, — пока еще настолько молоденькая, чтобы считаться лишь подростком — вытащила свои краски и раскрашивает декоративными символами кожу любого, кто в силах усидеть достаточно долго, чтобы дать ей это сделать. В моем сердце Фарли занимает свой прочный уголок, поэтому я один из первых, павший жертвой ее детской мольбы, и когда я сажусь, она разрисовывает мои рога спиралями, а мои лицо и грудь — размашистыми символами. Старейшины этому улыбаются — в свое время наши предки, как правило, украшали свои тела в честь спаривания, и они рады видеть, что обычай возрождается.
Кроме того, люди очень восторженно идут на раскраску, и я наблюдаю, как бледную кожу Джо-си разукрашивают синими фигурами. Неподалеку сидит Кайра с печалью в глазах и наблюдает. У нее улыбка на лице, но эта улыбка не достигает ее глаз. Такое случается редко. Время от времени она поглядывает на меня, но затем столь же быстро отворачивается.
Даже посреди торжества она кажется очень одинокой.
— Можно я возьму это? — спрашиваю я у Фарли, протягивая руку к горшочку с красноватого цвета краской. Они с Джо-си хихикают, глядя на разноцветную раскраску в «зебру», которую она разрисовывает, но красный в ней не используется.
— Разумеется, — отвечает Фарли на ша-кхай. — Собираешься кого-то раскрасить?
Я киваю головой и жестом указываю на Кайру.
— Похоже, ей не помешало бы принять большее участие в празднике.
Джо-си одаривает меня улыбкой. Она ни слова не понимает из нашего разговора, но догадывается, о ком я говорю.
— Будь добр, заставь ее улыбнуться? Она меня обламывает.
— Что это она обламывает у тебя?
Джо-си лишь снова начинает хихикать.
— Неважно.
Все-таки странные эти люди. Я беру краску и кожаный мешок сах-сах, и прежде чем направиться в сторону Кайры, я наклоняюсь к Джо-си еще раз.
— Ты знаешь, что такое поцелуй?
Она кокетливо мне подмигивает.
— Ты что, здоровяк, клеишься ко мне?
Я посмеиваюсь.
— Ты меня слишком быстро доконаешь.
Она хихикает, и совершенно очевидно, что уже какое-то время она прикладывается к сах-сах. Она вручает Фарли краску другого цвета, а затем закатывает один из своих меховых рукавов.
— И мои руки тоже!