В I в. н. э. в Египте существовала разветвленная секта терапевтов, уклад которых побудил некоторых ранних отцов церкви усматривать в них первых христиан. Так, христианский писатель Евсевий Кесарийский, живший во второй половине III — начале IV в., писал, что терапевты являлись последователями апостола Марка, что их праздники, ночные бдения, благочестие как раз указывают на их христианство, хотя они еще удержали и некоторые иудейские обычаи. Терапевтами же они названы потому, что название «христиане» тогда еще не получило распространения[139]. Трудно сказать, ввел ли эту традицию отождествления египетских терапевтов с первохристианами Евсевий или она возникла раньше, следует лишь отметить, что она удерживалась на протяжении всего последующего времени не только в богословии, но и в науке, хотя неоднократно это положение подвергалось серьезной критике[140].
Единственным дошедшим до нас источником, повествующим о терапевтах, является трактат их современника Филона Александрийского «О созерцательной жизни». Филон ничего не сообщает о социальном укладе общины, сосредоточиваясь исключительно на их внутреннем духовном мире. Пытаясь приискать объяснение названию «терапевты», Филон связывает его с их искусством в врачевании душ от тяжелых этико-нравственных недугов — жадности, страха, печали, безрассудства, несправедливости, жажды наслаждений и других трудноизлечимых страстей и пороков[141]. Стремясь к «бессмертной и блаженной жизни», терапевты, оставив свое имущество родственникам и бросив жен, детей, родителей, бегут за пределы городов, в уединенные места, где составляют общины из мужчин, женщин, детей, связанных общностью религиозных и философских воззрений. Уклад жизни терапевтов отличается суровостью и воздержанием. Жилище сделано просто, «на скорую руку», и предназначено только для защиты от холода и солнца. Одежда грубая и простая.
Пища — хлеб, приправленный солью, и ключевая вода — принимается раз в день после захода солнца. Однако в общине есть и такие, кто, по словам Филона, «вспоминает о пище через три дня». Иные же настолько бывают удовлетворены и наслаждаются изобилием мудрости, щедро представляемой их учением, что выдерживают в два раза больше и едва отведывают необходимой пищи на шестой день. «Они, — заключает Филон, — привыкают, как говорят о роде цикад, который питается воздухом, облегчать потребности в пище, как я думаю, песнями». Для социальной характеристики общины представляет интерес сообщение о том, что они не только не имеют рабов, но принципиально отвергают несвободу, как состояние, противоречащее природе.
Отношения с женщинами, входившими в общину, по-видимому, не выходили за границы духовной общности. Филон говорит о большом число здесь старых девственниц, которые сохраняют свою девственность «не в силу необходимости, как некоторые жрицы у эллинов, а скорее по доброй воле, из-за ревностного стремления к мудрости». Терапевты считали членов своей общины, связанных между собой духовным родством, «роднее» родителей по крови, что в некоторой мере сходно с аналогичной идеей, встречающейся в новозаветной литературе. Заслуживает быть также отмеченным, что терапевты усматривали в Библии за зримыми словами иное, таинственное содержание. «Толкование священного писания происходит путем раскрытия тайного смысла, скрытого в иносказаниях, — пишет Филон. — Весь закон кажется этим людям подобным живому существу, тело закона — словесные предписания, душа же — заключенный в словах невидимый смысл»[142]. Здесь нетрудно распознать некоторые черты аллегорического метода толкования Ветхого завета самим Филоном. Но, возможно, черты этого же подхода лежат в основе упрека, брошенного Павлом иудаизму за его неспособность снять «покрывало» с Ветхого завета (2 Коринф. 3, 14), увидеть в нем тот «невидимый» смысл, который усмотрело христианство.
Представляет интерес и термин «монастерион» (***********), им Филон обозначает священное место в доме, где терапевт, уединившись, «не выходя даже за порог и даже не выглядывая наружу». Как отмечают комментаторы, слово «монастерион», встречаемое в других случаях в текстах III в., связано с христианским монашеством и означает место уёдинения, келью[143]. В трактате Филона этот термин в сходном значении встречается, однако, в первой половине I в. н. э.
Подводя итоги многовековому спору в науке о трактате Филона и о терапевтах, спору, в решение которого немалый вклад внесли кумранские открытия, современные исследователи приходят к выводу[144], что терапевты Филона — несомненная реальность, что центром общины был район Мареотидского озера близ Александрии, ответвления же ее имелись, по-видимому, во многих номах. Сравнение некоторых элементов уклада, социальных принципов, религиозно-философских воззрений, строя календаря (с которым связаны даты празднеств общины), обрядности, этико-нравственных устремлений и других позволяют установить некоторые общие идейные основания кумрано-эссенского движения в Палестине и движения терапевтов в Египте, что, разумеется, не исключает существования здесь ряда значительных локальных отличий.