2
«Февральский день, и тихий, и жемчужный…»
Февральский день, и тихий, и жемчужный,
Белесо отразился в зеркале воды.
Прошли вдвоем. Чуть видные следы
Остались на песке. Шум лагеря ненужный
Лениво затихал. Ажурный контур гор
В молочной мгле суровей был и выше.
И оба вспомнили заснеженные крыши,
Лиловый дым, закат и на окне узор.
3
«В полдневный час у пристани, когда…»
В полдневный час у пристани, когда
Струился зной от камня и железа,
Грузили мы баржу под взглядом сингалеза[6],
И отражала нас стеклянная вода.
Мы смутно помним прошлые года,
Неся по сходням соль, в чувалах хлеб и мыло, ―
В один забытый сон слилося все, что было
И все, что не было, быть может, никогда.
4
«Прорезал облака последний резко луч…»
Прорезал облака последний резко луч.
Дохнуло море солью сыровато,
И краски расцвели внезапно и богато
На склонах смугло-желтоватых круч.
Минувшего нашел заветный ключ, ―
Знаком залив, знакома эта влага:
Мне в детстве снился зной архипелага
И этот мыс на фоне сизых туч.
В горах
1
«Глубокий снег лежал в горах…»
Глубокий снег лежал в горах.
Был лунный свет мутнее дыма.
Попутчик мой сказал: «Аллах
Хранит в дороге пилигрима».
Кто он, откуда? Для меня
Не все равно ль. На горном склоне
Он своего поил коня,
И вместе пили наши кони.
Теперь нас ждет в горах ночлег,
И знаю я, дрожа от стужи,
Он для меня расчистит снег,
Простелет рваный плащ верблюжий
И, вынув свой кремень и трут,
Зажжет подобранные сучья.
Счастлив Аллах, царящий тут,
Слуги ему не надо лучше.
2
«Я скрылся от дождя, от ночи и от бури…»
Я скрылся от дождя, от ночи и от бури
В пастушьем шалаше. Пастух был нелюдим,
Но он мне место дал у очага на шкуре
И круглый хлеб, надъеденный самим.
В горах случайны и безмолвны встречи.
Что он мне мог сказать, что мог ответить я,
Когда нас крепче слов сближает мех овечий
И скудное тепло дымящего огня.
Снег
1
«Ты говоришь: «Смотри на снег…»
А. Туроверову
Ты говоришь: «Смотри на снег,
Когда синей он станет к ночи.
Тяжелый путь за прошлый грех
Одним длинней, другим короче;
Но всех роднят напевы вьюг,
Кто в дальних странствиях обижен.
Зимой острее взор и слух,
И Русь роднее нам и ближе».
И я смотрю… Темнеет твердь.
Меня с тобой метель сдружила,
Когда на подвиг и на смерть
Нас увлекал в снега Корнилов.
Те дни прошли. Дней новых бег
Из года в год неинтересней, ―
Мы той зиме отдали смех,
Отдали молодость и песни.
Но в час глухой я выйду в ночь,
В родную снежную безбрежность ―
Разлуку сможет превозмочь
Лишь познающий безнадежность.
2
«Нежданной дорогой с тобою мы двое…»
Нежданной дорогой с тобою мы двое
Идем неразлучно, мой спутник и брат,
И помним мучительно время былое ―
Мелькнувшее детство свое золотое
И родины страшный, кровавый закат.
Я знаю: тоской и работой остужен,
Ты числишь устало пустынные дни;
Наш путь и далек, и уныл, и окружен,
Но будет порыв наш стремительно нужен,
Когда мы увидим огни.
Услышим звенящие трубы возврата
И, близко видавшие смерть,
Мы круто свернем на восток от заката,
И будет ничтожна былая утрата
Для вновь обретающих твердь.
Зори
1
«Все тот же Лувр и тот же Тюльери…»
Все тот же Лувр и тот же Тюльери,
Просторные, пустынные аллеи,
В воде бассейна медленные змеи
Весенней, догорающей зари.
И в окнах тот же рыжеватый свет ―
Вечерний слиток золота и меди,
И на закат все так же прямо едет
Со шпагою упрямый Лафайет.
2
«О неземной, невероятной неге…»
О неземной, невероятной неге
Возвышенного бытия
Строфой классических элегий
Звенит фонтанная струя.
И сыпет золотом богато
Заката щедрая рука,
Загнув над крышею сената
Торжественные облака.
3
«Прохожих редких четок шаг…»
Прохожих редких четок шаг.
Длиннее тени на газоне;
Ты ждешь, когда фонарь уронит
В канал серебряный зигзаг.