— Как!!! — еще больше разъярился граф, — как вы смеете обращаться ко мне подобным образом!!! Извольте титуловать!
Посмотрел на него Шишков и сказал:
— Сиятельством вы были в России, так же, как я — ротмистром. Но тогда вы не посмели бы орать на русского офицера. Теперь я — повар. Верно. Но и вы лишь кабатчик. Хозяин ночного кабака, не более.
Граф выскочил из кухни, как ошпаренный, а Шишков заявил, что он не привык ходить в холуях, и ушел на следующий же день.
Раиса Яковлевна взяла ученицу. Миля, примерно моих лет незамужняя девушка, приехала из Польши, из Вильны[40], учиться шляпному делу. В Париже у нее была тетка. Тетка устроила ее к давней своей приятельнице, к Раисе Яковлевне. Раиса Яковлевна рассуждала так:
— Вот Милечка приехала, хочет учиться шить шляпы. Это очень правильно. Вернется домой, откроет мастерскую, и все у нее будет хорошо.
Я начала опасаться, как бы встреченная с распростертыми объятиями Милечка не начала выживать меня. Она для них своя, еврейка. Но ничего подобного не случилось. Отношение ко мне осталось неизменным, а с Милей мы стали мало-помалу сходиться и скоро влюбились друг в дружку, как это бывает между нашим братом девчонками.
Есть такие счастливые натуры, в них все прекрасно. Миля была хороша собой, чуть полновата, но при хорошем росте это ее не портило. Густые каштановые волосы падали на спину пушистой волной, лучистые серые глаза смотрели на мир приветливо. Она всегда была жизнерадостна и ровна. По-русски говорила довольно чисто, только иногда вставляла в речь польские слова. Она, например, никогда не могла сказать: «Я поднялась на лифте», она говорила: «Я приехала виндой». А про туфли из крокодиловой кожи говорила: «Туфли з яшурки». И все эти слова мило перекатывались на полных ее губах.
Мы подружились — Виля начала шутливо ревновать.
— Интересно получается, — ворчала она, — если Наташа или Миля напортачат, так мама не их ругает, а меня. Я во всем виновата. Это за что же такая несправедливость?
Впрочем, жили мы дружно, и только однажды случилась большая неприятность. У Раисы Яковлевны пропала из комода золотая брошь. Дорогая. Доступ в комнату, где эта брошь лежала, имели все, включая несуразную Дусю. Меня и Милю тоже можно было подозревать сколько угодно. Миля так та прямо осунулась, побледнела. Два дня мы ходили, как в воду опущенные, и вдруг обнаружилась еще одна пропажа. Бесследно исчез русский донской казак Федя и вместе с ним — все вещи Раисы Яковлевны из комнаты, где он жил. Ясно, что и остальное не обошлось без его участия.
Заявить в полицию? Но Стерникам здорово нагорело бы за укрывательство нелегального эмигранта. Да и Раиса Яковлевна не собиралась преследовать неблагодарного Федю.
— Бог с ней, с брошкой, — говорила она, — хорошо, все прояснилось. А то мои девочки прямо зеленые стали. Они думали, что Раиса Яковлевна про них подозревает, — и смотрела поверх очков скептически и укоризненно.
У нас камень с души свалился. Мы стали горячо обсуждать преступление Феди. Раиса Яковлевна, сколько Виля ни ругала ее, отмалчивалась, махала рукой. Она ни о чем не жалела. Но я была на стороне Вили.
— Зло должно быть наказано! — возмущалась я пассивностью Раисы Яковлевны, — Если всем все прощать, так в мире одно зло и останется.
Я закончила свою речь энергичным «таки да!». Три еврейки секунду остолбенело смотрели на меня, потом разразились хохотом. Раиса Яковлевна прижала меня к пышному бюсту.
— Ох, Наточка, ох, родная моя! Ох, уморила! И совсем-то ты с нами ожидовела.
Через полгода после памятного младоросского собрания мы с Сережей решили пожениться. Я давным-давно уже познакомила его с мамой. Они, к великой моей радости, сразу сошлись и подружились. Втроем мы часто обсуждали нашу глупую ситуацию. Наконец, мама убедилась в моих чувствах и серьезных намерениях Сережи и неожиданно для нас заявила:
— Вот что, дорогие мои дети, наплюйте вы на этот развод и живите как муж и жена. А я вас благословлю.
Она прошла в свою комнату и вернулась с иконой в руках. Я, наверное, побледнела. Сережа стал очень серьезным. Мы встали рядышком перед мамой.
— Этой иконой, Наташа, твоих дедушку и бабушку благословили на долгую жизнь много лет назад. Они всегда жили в согласии и любви. Теперь я благословляю вас. Будьте и вы счастливы. Любите друг друга, жалейте друг друга, да не будут страшны вам жизненные тяготы, да благословит ваш союз Господь Бог.