Один пытается извратить прошлое в угоду новой истине, другой, потеряв надежду на этот путь, прямо заушает прошлое (вспомните проф. Локоля)[178], третьи прямо объявляют прошлое «бесовским наваждением», от которого спасение в новом крещении... от Крестовниковых или Тучковых — безразлично («Вехи»)[179]. Всех методов не перечесть: в каждом лагере найдете вы людей, отказывающихся от прошлого.
Но, быть может, откровенности надо искать там, где и прикосновение к этому прошлому было наиболее стихийным, наименее сознательным и где для очищения от следов этого прикосновения не требуется специальной и сложной аргументации, — в нижних этажах русской литературы.
Последним, насколько нам пришлось читать, пришлось отказываться от прикосновения к недавнему прошлому, от некоторого увлечения им г-ну В. Розанову из «Нового Времени». Его не было в «Н. В.», «когда начальство ушло»[180]. Где-то на стороне написал он несколько статей, где отдавал дань увлечению революцией и проповедовал — страшно сказать! — республику трудовиков, кадетское министерство и «весенний разлив». Но начальство вернулось.
Вернулся и г. Розанов в «Новое Время» на роль лаятеля.
Г. Струве, который никогда не возвращался назад, всегда шествуя вперед затылком, нашел это возвращение безнравственным. Г. Розанов почел нужным объясниться с г. Струве и в объяснение привел два соображения. Во-1-х, соображение Гераклита[181] о том, что — «все течет», во-2-х, то, что он увлекался революцией, поскольку она была увлекательна, и до тех пор, пока она была увлекательна, «а отлетела поэзия, — прощайте, я больше не политик».
Отлетела поэзия, иначе — отлетела сила, непосредственно ощущаемая и на глазах растущая сила, и г. Розанов «потек» в «Новое Время».
В этом объединении хорошо уже то, что г-ну Розанову ради новой своей истины не пришлось «критически» разбирать старую.
Просто «все течет», о «всяком предмете, между прочим, и о революции, имею несколько мнений и каждое из них истинно в известных обстоятельствах»...
Как видите, это предел цинизма и «широкого» отношения к истине, цинизма, до которого дойти дано не всякому, но который лишь оголил основные психологические мотивы нашей «критической» эпохи.
Люди, лишенные дара розановского юродства и способности единовременно вмещать несколько «истин» об одном и том же предмете, поставлены в гораздо более тяжелые условия: они лишены возможности отделаться от принятых на себя в недавнем прошлом обязательств простой ссылкой на Гераклита. По остроумному выражению Г. В. Плеханова, им приходится целым рядом «паралогизмов» и «софизмов» прикрывать свое отступление от былых позиций, свою работу по ликвидированию наследства.
У разных групп интеллигенции это наследство — разное. «Вехи» и «Русская Мысль»[182] ликвидируют демократические и просветительно-рационалистические элементы, удерживавшиеся до известного времени в идейном обиходе русского либерализма. Меньшевики и эс-эры ликвидируют элементы социализма в своей практике.
Но к какой бы группе вы ни обратились, всюду паралогизмы» и «софизмы» составляют орудие освобождения тянущего направо интеллигента от задач, формул и методов недавнего революционного прошлого.
Этими паралогизмами и софизмами наполнена вся почти идейная жизнь русского общества, поскольку она находит свое выражение на книжном и журнальном рынке. Эти-то паралогизмы и софизмы и придают нашей эпохе вид эпохи критики, в то время как на самом деле это — эпоха капитуляции и веховства во всех его оттенках.
«Все течет», — это так. Интеллигент всюду течет более или менее к «Вехам», — это тоже факт. Но это не значит, чтобы не было никаких других течений. Они не так заметны на поверхности, не создают вокруг себя так легко атмосферы литературного события, но они есть.
Там же. С. 317 — 320.
ПЯТЬ ЛЕТ
Впервые опубликована в «Социал-демократе» (1910, № 18, 16 ноября).
1905 — 1910 гг.
В 1890 году Фридрих Энгельс, заканчивая свое исследование об «иностранной политике русского царства», писал: «Падение абсолютизма в России имело бы также и прямое влияние на ускорение процесса превращения капиталистического общества в социалистическое. В тот день, когда падет царское самодержавие, эта последняя крепость соединенной европейской реакции, во всей Европе подует другой ветер. Это отлично знают господа из «высших сфер» Берлина и Вены: они знают, что, несмотря на раздоры с царем за Константинополь и прочее, легко может наступить такая минута, когда они охотно отдадут ему Константинополь, Босфор, Дарданеллы — все, все, чего он ни потребует, лишь бы он защитил их от революции».
178
Проф. Локоть, член партии трудовиков 1905 — 1907 гг. в эпоху контрреволюции перешел в лагерь монархистов.
179
«Вехи» — «Сборник статей о русской интеллигенции» (М., 1909), выпущен группой публицистов и философов (Н. Бердяев, С. Булгаков, М. Гершензон, А. Изгоев, Б. Кистяковский, П. Струве, С. Франк).
180
«Когда начальство ушло» (СПб., 1910) — так назвал В. Розанов сборник своих статей за 1905 — 1906 гг.
181
Гераклит Эфесский (конец VI — начало V в. до н. э.), древнегреческий философ-диалектик.
182
«Русская мысль» — ежемесячный журнал, научный, литературный и политический. Издавался в Москве в 1880 — 1918 гг. После революции 1905 — 1907 гг. — орган правого крыла кадетской партии. В журнале участвовали Струве, Бердяев, Изгоев, Гершензон, Щепетов. Октябрьскую революцию журнал встретил враждебно. Был закрыт Советским правительством. Эмигрировав, П. Струве возобновил выпуск «Русской мысли» в Софии, потом в Праге (1921 — 1924) и в Париже (1927).