Глава пятая. Осквернение священной лавы
В Огненном ущелье, в том месте Тингведлира, где когда-то сжигали на костре людей, поздним летним вечером за день до приезда короля собралась небольшая группа крестьян. Внизу каменистая почва горы была почти всюду покрыта мхом; на каменную глыбу, высотой с человеческий рост, тоже наполовину поросшую мхом, взобрался человек, чтобы поведать своим соотечественникам что-то очень важное. К этой группке потянулись любопытные, желавшие разузнать, что же такое происходит на этом Тинге.[6] Среди них был и Стейнар из Лида. В руке он держал кнут.
Насколько Стейнар мог расслышать издалека, человек, стоявший на камне, приводил цитаты из Библии. Правда, Стейнара несколько удивило, что лица слушателей были лишены того благоговейного выражения, какое обычно возникает при подобном чтении. Наоборот, одни слушали с кислой миной, другие и вовсе не скрывали неодобрения. Оратора часто перебивали, кричали или смеялись. Но его это нисколько не смущало, он тотчас же находил, что ответить, хотя от природы не был красноречив.
Этот человек был примерно того же возраста, что и крестьянин из Лида; угловатый, костлявый, плечи приподняты, худой, лицо изуродовано — то ли оспой, то ли судьбой; весь его облик свидетельствовал о серьезных жизненных передрягах. В те времена большинство исландцев под бородой были круглолицы, их житейские испытания были так же просты и естественны, как детские печали; даже старики нередко напоминали своим обликом детей. У многих исландцев кожа была светлая, прозрачная, она принимала различные оттенки — от синюшной бледности до багрового румянца, в зависимости от погоды и питания. Лицо же незнакомца было почти серо-коричневым, цвета ледниковой воды глетчера или подогретого кофе, разбавленного снятым молоком. Волосы густые, жесткие, а одежда слишком велика для него. И все же он не выглядел забитым или несчастным.
О чем же говорил в Тингведлире у реки Эхсарау этот человек, нарушающий программу великого национального празднества, когда сердца всех добрых земледельцев страны бились учащенно, предвкушая новые, лучшие времена?
На вопрос Стейнара из Лида, кто сей проповедник, ему ответили, что это еретик.
— Вот как, — удивился Стейнар. — Не скрою, на такого человека интересно бы взглянуть. Через мой хутор прошло много незнакомого люда, но все они исповедовали истинную веру. Позвольте, а вы не знаете, в чем заключается его ересь?
— Приехал он сюда из Америки, чтобы возвестить явление нового пророка, противника Лютера и папы, — ответил мужчина, к которому обратился Стейнар. — Этого пророка, кажись, зовут Джозефом Смитом. У его сторонников много жен. Судьи сожгли книги этого человека, в которых говорилось о новом пророке. Проповедник приехал в Тингведлир, чтобы повстречаться с королем и просить у него разрешения напечатать новые свои книги. Эти люди, когда крестят детей, не кропят их, а окунают в воду.
Стейнар подошел ближе. То, что говорил неизвестный, так взбудоражило слушателей, что едва он успевал закончить фразу, как поднимался крик, его слова опровергали или от него требовали подробного объяснения. Некоторые были до того возмущены, что жаждали тут же заклеймить еретика.
— Какие доказательства в пользу погружения в воду приводит старик, о котором ты говорил? — спросил кто-то из толпы.
— А разве Спасителя не погружали в воду? Ты думаешь, Спаситель позволил бы окунуть себя, если бы господь бог не признавал крещения именно таким способом? Вспомните Библию, там всегда окунали. О крещении детей кроплением ничего не сказано в слове господнем. Нет, сэры, никому не приходило в голову плескать на младенцев воду до третьего века, когда началось великое отступничество. Невежды и безбожники сочли нужным умывать детей, прежде чем принести их в жертву медному богу. Они выдавали себя за христиан, а приносили жертвы дьяволу Сатурну. Позже папа, конечно, заимствовал этот дурной обычай вместе с другими заблуждениями; а вслед за ним и Лютер, хотя он и хвастался, что знает все лучше папы.
Вдруг кто-то крикнул:
— А может Джозеф Смит творить чудеса?
Оратор покачал головой:
— Напомните мне, какие чудеса сотворил Лютер? А папа? Я что-то не слыхал такого. В то же время вся жизнь мормонов — одно сплошное чудо с того самого момента, когда Джозеф Смит впервые разговаривал с богом. А когда Лютер разговаривал с богом?! А когда папа разговаривал с богом?!
— Бог беседовал с апостолом Павлом, — заметил какой-то знающий человек.
— Да, но это был совсем короткий разговор. И только один-единственный. После этого бог даже и думать забыл о старикане. А с Джозефом Смитом он говорил не раз, не два, не три, а сто тридцать три, не считая основного откровения.
— Здесь, в Исландии, божье слово — Библия, — произнес знаток богословия.
Но оратор тут же нашелся:
— Ты думаешь, продиктовав Библию, бог сразу же оглох и потерял дар речи?
На что находчивый собеседник сострил:
— Может, и не совсем оглох, но, уж конечно, онемел при мысли, что явится Джозеф Смит и станет исправлять все, что было им сказано.
— Оглох ли, онемел ли, — я не стану пререкаться с тобой на этот счет. Как я тебя понимаю, ты веришь, что бог навсегда умолк и почти все две тысячи лет не открывал рта.
— По крайней мере я не считаю, что бог разговаривает с идиотами.
— Ну разумеется, — ответил еретик, — он предпочитает разговаривать с богатыми крестьянами, с судьями и, пожалуй, иногда со священниками. Но разрешите мне добавить кое-что о чудесах, о которых вы меня тут расспрашивали. Какие чудеса вы можете противопоставить тому чуду, которое господь бог ниспослал Джозефу Смиту — откровению на золотой доске, спрятанной в Куморе, и тому, что потом уже особым откровением господь вразумил мормонов идти к земле обетованной, божьему пристанищу в долине у Соленого озера?
— Вы только послушайте, — закричал все тот же сообразительный, — с каких это пор Америка, это скопище бродяг и преступников, стала царством господа бога?
Теперь уже мормону пришлось проглотить слюну.
— Признаюсь, что здесь, в Исландии, иногда язык прилипает к гортани, и таким малообразованным людям, как я, приходится делать много усилий, чтобы развязать его. Но одно я вам скажу, так как знаю, что это истина: все, что собирались, но не смогли сделать ни Спаситель, ни святые папы, ну и все ваши лютеранские короли в придачу, все это осуществил Джозеф Смит и его ученик Брайам Янг, когда по поручению господа бога они повели нас, мормонов, в божий град Сион. Над этой страной сияет небесный свет, это блаженная долина господня и тысячелетнее царство на земле. И уже потому, что эта страна лежит за горами Америки, за ее холмами, пустынями, за гористыми склонами и реками, и потому еще, что именно в Америке была спрятана Золотая скрижаль господня, которую нашел Джозеф Смит, страна эта благословенна, как благословенно уже одно ее имя, — лучшая рекомендация.
— Из всех бродяг и мошенников Америки Джозеф Смит самый отъявленный! — закричал кто-то.
— Где же ваша земля обетованная?
— На небесах…
— Так я и думал. Не слишком ли высоко туда взбираться?
Вдруг кто-то сказал:
— Интересно бы посмотреть на эту золотую доску. Нет ли у тебя с собой обломка от нее? Неважно, что в этом деле замешаны мошенники. А ну-ка, расскажи подробнее, какие блага имеются в этом городе Сионе?
— В долине Соленого озера каждый простой крестьянин имеет десять тысяч овец, кроме другой домашней скотины, — ответил мормон. — А как в вашем тысячелетнем царстве?
Многие не могли прийти в себя, услышав, какими отарами овец владеют там, в земле обетованной.
— Наш Спаситель — это наш Спаситель, слава богу! — провозгласил какой-то набожный мужчина, словно прося бога уберечь его от таких огромных овечьих отар.
— А разве Джозеф — это не Джозеф? — засмеялся мормон. — Хотя я и не шибко ученый, я твердо верю: Джозеф — это Джозеф, слава богу.
— Новый завет говорит в нашу пользу, — закричал мужчина, похожий речью своею на священника. — Тот, кто верит в Христа, тот не верит в Джозефа.