– И какое это имеет отношение ко всему прочему?
– Хо, это просто странно, вот и все. А торговля пряностями не любит странностей, – ответил Карим-бхай. – Просто прошу, пулла, будь осторожен. При любом раскладе возвращайся через час. Сегодня все не как всегда.
– А Халмора не как Ванаси.
Разговор показался излишне нагнетающим, и Амир хотел пристыдить Карим-бхая за суеверную чепуху, но не успел: Хасмин налетел на них, словно ураган. Задержки они не вызывали – Карим-бхай успел преодолеть семь ступеней, Амир шел следом за ним, – но сенапати вклинился между ними и остановил Амира, уткнув ему пику в грудь.
– Ты… – Злая ухмылка исказила лицо Хасмина. – Думаешь, я не знаю, что ты затеваешь?
Амир заморгал, но взгляда не отвел. Он скроил гримасу под тяжестью мешка, но остался стоять на первой ступени, наблюдая, как Карим-бхай проходит через Врата пряностей.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь.
Хасмин надавил на копье. Неприятное ощущение разлилось по коже Амира, грызущее и холодное. Но последовавшие затем слова оказались еще хуже.
– До моих ушей дошел слух, – проговорил Хасмин, нависнув на миг над Амиром. – Не воображай, будто я не знаю, что произошло в Ванаси и кто повинен в беспорядках на висячем рынке.
Внутренне Амир содрогнулся, но внешне остался невозмутим, как всегда.
– Я совершенно не представляю, о чем таком ты говоришь, Хасмин-кака[13].
Он подался в сторону, чтобы обойти пику и продолжить подъем к Вратам, но Хасмин снова остановил его.
– Через шесть лун твоему брату исполнится двенадцать, – шепнул сенапати. – Дни, когда он шлялся по всей Чаше, чирикая по пергаменту, подходят к концу.
Улыбка не сходила с лица Хасмина, и Амиру больше всего на свете хотелось перекинуть мешок через голову и огреть им начальника човкидаров.
– Попробуй, – сказал тот, явно прочитав агрессию в глазах Амира.
Но Амир быстро овладел собой, понимая, что эта стычка ни к чему хорошему не приведет. Но он негодовал, слыша, как этот неприятный человек говорит о его брате.
– Если снова будешь отлынивать от исполнения долга, – пригрозил Хасмин, приблизив лицо к лицу Амира, которому вес мешка не давал отпрянуть. – Или если я снова услышу, что подданный Ралухи устроил дебош в чужой земле, твой брат завтра же станет носителем.
Амир сглотнул и кивнул. Эти слова оглушили его, обожгли плоть, вызвали ту самую ярость, какая подвигла его к мысли сбежать самому и увезти семью из Ралухи. Однако он обуздал гнев, эту клокочущую злобу, и покрепче сжал углы тюка, так, что побелели натруженные пальцы, и направил свой гнев так, чтобы он толкал его вперед, в Халмору. К Харини. К Яду.
Кое-как ему удалось отцепиться от Хасмина.
– Кака, – произнес он с напускной веселостью. – На носу башара. Мы же не хотим опоздать с куркумой, правда?
С этими словами он проскользнул мимо начальника стражи, с лица которого так и не сошла злобная ухмылка. Амир высыпал на покров щепотку куркумы. Голову его обуревали тяжкие думы, как в кошмаре. Посреди шафранового моря он вообразил на фоне качающихся стеблей лицо Харини и шагнул через Врата пряностей.
Амир втянул другой воздух, и воспоминания о Харини померкли, пусть даже на миг. Его гнуло к земле, внутренности возмущались, как если бы их заперли внутри тела, а они хотели вырваться на свободу.
Веки поднялись с трудом. День сменился поздним вечером. В небе рокотал гром, тучи поглощали остатки света. Моросил дождь. Вокруг Амира стояли начеку десятка два воинов Халморы. Лица у халдивиров были размалеваны, как кожаные щиты, волосы собраны в хвостики на затылке, а в ленты из золотых перьев, которыми они были перехвачены, вплетены ожерелья из костей и клыков. По мере того как день переходил в ночь, вид у этих парней становился все более пугающим.
Мало где следовало блюсти такую осторожность, как в Халморе, империи куркумы.
Другие носители, как и Амир, с трудом восстанавливались от последствий перехода через Врата. Карим-бхай ковылял, его держащие тюк руки слабели с каждой минутой. У самого Амира мышцы горели огнем, спину свело, а в мозг по временам словно вонзались шипы.
«Клянусь Вратами, – думал он, – так скверно еще никогда не было!»
Он поймал себя на мысли, что подумал так же после перехода в Ванаси и задался тогда вопросом, не всегда ли так кажется. Но нет, этот раз был другим, как и накануне. Он был хуже.
Что происходит?
Впрочем, халдивиров это не заботило. Не нося клейма пряностей, они не могли представить себе, каково путешествовать через Врата, не говоря уж о различиях в ощущениях. Их перемена в обличье не скрывала презрения к вратокасте, и это отношение они разделяли с облаченными в шафрановые одежды човкидарами из Ралухи и стражниками остальных шести королевств.