Амиру хотелось бежать без оглядки в шафрановые поля. Вместо этого он сжал кулаки и натянуто кивнул.
– К твоему дому будет послан човкидар, дабы удостовериться в том, что… долг семьи исполняется как надо, – добавил Хасмин.
С довольным вздохом командир човкидаров покрутил пальцами над головой, давая подчиненным знак уходить. Переложив пику из одной руки в другую, Хасмин пошел следом за товарищами к долине. Амир остался – сглатывать остатки слюны и смиряться с бессилием отвратить беду, которую он только что навлек на свою семью.
По вечерам базар воистину оживал. В мерцающем свете звезд и бледном сиянии луны торговцы собирались под своими навесами или отпирали замки каменных лавок. Чего тут только не было: ящики с сахаром, цедоаром[22] и галангалом[23], бочонки с медом и маслом, духи из мускуса и камфары, алоэ и сандала, возы с запечатанными коробками со слоновой костью и дешевым жемчугом, черепаховые панцири с побережья Мешта, имбирные куклы с окраин Талашшука, благовония, меха и черное дерево, разные мелочи и нарды из гор за Джанаком, железо из Каланади.
Никто не спрашивал и не переживал насчет того, на чьих спинах прибыли мешки с товаром через Врата пряностей. Важно было лишь то, что они лежат сейчас под навесами или под лунным светом на извилистой дорожке базара. Если бы Амиру пришла блажь прогуляться по этим узким улочкам, его наверняка затащили бы в дымный опиумный притон или в винный подвальчик, где подают кабаньи хвосты, рыбу и похлебку, мясо китов, добытых у берегов Джанака, меды и пиво. Там обитают старухи, которые окидывают покупателя недобрым глазом, пока роются в своем хламе, чтобы сбыть с рук кусок шкуры пантеры, меха или цепочки из ляпис-лазури из Ванаси, которые надевали любовники, желающие видеть в темноте тела друг друга.
Для прогулки по ночному базару требовалась храбрость, потому как под угрозой оказывались и здоровье, и кошелек. Амир находился сегодня на грани помешательства. Его сознание разрывалось от множества правд, налетающих друг на друга с разных направлений и сталкивающихся, притом что он жестоко страдал от последствий перехода через Врата. Закутав шею в платок, он брел по рынку сам не свой. Незадавшаяся башара не помешала людям запрудить базар, но настроение царило унылое, а огни в окнах далекого дворца не горели, совсем как в Халморе. Поэтому рынок был похож на собрание запахов и шагов под звездным небом.
В перепалке во время торга Амир слышал про обычные притеснения со стороны высокожителей. Ничего нового. Эхо этих слов давно уже отпечаталось у него в мозгу.
Протискиваясь через толпу, он поймал себя на мысли, что притесняют не только его. Среди высокожителей есть своя иерархия, неравенство, проявляющееся не столько в чинимых обидах и ограничениях, сколько в мягкой демонстрации превосходства.
Амиру не было до них дела. Он шел на удары бубна, звучащие из долины. Неужто в Чаше праздник? И это после неудачной башары! Высшие касты придут в ужас. Этот маленький бунт заставил его улыбнуться.
Чем глубже погружался он в Чашу, тем более скученно стояли дома, тем обшарпаннее выглядели кирпичи, реже встречались огни, громче лаяли собаки, чаще встречались помои на улице, сильнее пахло отбросами и сжигаемым мусором.
Все привычно – запах дома.
Чашники собрались там, где сходились грязные дороги и широкие ступени, – на площади у подножия лестницы, у большого костра. В Чаше родился ребенок, в честь чего и устроили торжества. Света хватало, чтобы уравновесить тьму в далеком дворце Ралухи наверху, а музыки – чтобы заглушить шум базара.
В центре круга стоял Карим-бхай и пел, а люди внимали ему, как если бы перед ними был великий устад[24]. Он любил петь, особенно когда было кому его слушать. Вся та энергия, которую вытягивало из него ремесло носителя, изливалась в этом голосе, воспламеняя Чашу так, что мало кто мог потягаться с ним.
Другие носители тоже присутствовали. Все они давали отдых спине, сидя на лавках или прислонившись к стенам своих глинобитных домов, вытянув ноги на верандах, обнажая в ленивых усмешках перепачканные бетелем зубы. Бабушки стояли под балками, искоса поглядывая на фигуры танцоров у огня.
Целый сектор площади был оставлен под угощение. По прикидке Амира, тут должны были подавать бирьяни[25], только дешевой разновидности. Его не привлекало это блюдо, приготовленное без муската, лаврового листа и кумина, а этих специй чашникам выдавали меньше всего. С другой стороны, будут тамариндовый расам[26], толченая тыква и понгал[27] с кусочками пальмового сахара. И пахта. Какой может быть праздник для чашника без пахты, сдобренной куркумой, перцем и – редкостью из редкостей – листьями кориандра, контрабандой доставленных в Ралуху Илангованом, а также посыпкой из молотого чили? Вот только достаточно ли у них в этот раз пряностей? Амир сомневался. Угощение будет скромное, но от души.