Бинду, должно быть, уловила отчаяние, написанное на его лице, и безнадежность в глазах. Она вздохнула и тихонько присвистнула.
– Клянусь Вратами, у тебя и верно все должно быть плохо, если судить по твоей физиономии. Что случилось? Есть возлюбленная из другого королевства, которую ты хочешь тайком ввезти в Ралуху? Я слышала, что есть дайини[11] среди женщин в Каланади, которые привораживают носителей вроде тебя.
– Нет, не возлюбленная…
– А, не важно, хватит с меня. Врата свидетели, я уже поплатилась за свое любопытство. И вся эта возня вокруг Яда – скандал в высоких кастах, а мне не претит видеть чашников, заливающих в глотку склянку-другую, поэтому, может, я и поделюсь маленькой сплетней, дошедшей до моих ушей сегодня.
Амир встрепенулся. Разумеется, исключения должны быть. Он же ведет разговор с Бинду, деловой рани из Ванаси, от которой не укроется ничего в этом чувственном королевстве. Дочерью по духу Карим-бхая. Она обманщица, это верно, но продающая тот обман, какой он желает слышать.
– Кто? – спросил Амир, учащенно задышав.
Лицо женщины оставалось спокойным и непоколебимым. Она медленно протянула к Амиру руку и раскрыла ладонь.
– Если ты вор по природе, Амир из Ралухи, то я среди ванасари крыса по части сделок.
Один ее палец согнулся в приглашающем жесте.
– Ну так отработай сделку, которую заключила прежде! – отрезал Амир. – У меня нет больше шафрана.
Его радовало, что в кои-то веки ему не приходится блефовать. Будь ты чашником, или корневиком, или представителем любой другой вратокасты среди восьми королевств, очень мало кто избегал одержимости пряностями. От потока, шумящего в богатых дворцах и отделанных мрамором особняках, тонкие ручейки стекали на базары, а оттуда в тощие заштопанные карманы низкородных. Семи уровней висячих рынков в башнях Ванаси не хватало, чтобы заполнить чрево одного королевства. Людям требовалось больше. Им всегда требовалось больше.
– Выворачивай карманы, – скомандовала Бинду.
Такая дерзость ошеломила Амира. Эта женщина имеет наглость требовать, после того как ни за что прибрала к рукам его шафран, и тем не менее ему сейчас не оставалось ничего другого, как подчиниться ей. Если она не врет…
Он вывернул карманы.
Выпал пергаментный свиток.
Это был подарок, который Амир забыл передать Карим-бхаю вместе с письмом.
Бинду подхватила пергамент и, не успел Амир выхватить свиток, развязала ленточку. Она развернула его, и глаза у нее округлились: на листе был изображен вид Ралухи с высоты птичьего полета. Врата пряностей среди пышных шафрановых полей, раскинувшееся поселение в форме чаши, дворец на севере, каменные усадьбы и мраморные особняки на западе, рынок между склонов, и на дне долины собственно Чаша. Дом вратокасты.
Бинду смотрела на чертеж, не находя слов. Она облизнула пересохшие губы и моргнула, а потом сложила пергамент и сунула в карман.
– Верни его, пожалуйста, – попросил Амир. – Это подарок для другого человека.
– Ты хочешь услышать сплетню или нет?
– Да, но не за такую цену.
– Эта картинка стоит не один кувшин пряностей, – возразила Бинду, и в голосе ее слышался восторг в предвкушении легкой добычи. – Мало кто в Ванаси знает, как выглядит Ралуха. Эти шафрановые поля…
– Эй! – воскликнул Амир. – Посмотри на себя. Едва ли ты это продашь.
«Знаю, что продашь, – подумал он. – Ты сам поступал так прежде, чтобы добыть еще немного пряностей для аммы».
Бинду печально улыбнулась, и у Амира мелькнула мысль, не видит ли он сейчас настоящее ее лицо.
– Нет, не верну.
Амир сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Тонкая улыбка не сошла с лица Бинду. Амир медленно улыбнулся в ответ, как если бы то была игра, в которую никогда не устают играть: этот таинственный аромат обмена, это наследие базара, струящееся в крови каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка в восьми королевствах. Он не питал сомнений, что у Бинду оказалось в руках целое состояние.
И потому смирился с фактом:
– Ладно, по рукам. Теперь говори, у кого есть Яд?
– Точно сказать не могу и продаю, за что купила. Но на базаре прошел слушок, что Ювелир прекратил поставки после того, как пять дней назад раджкумари Харини из Халморы обманула Карнелианский караван на целый бочонок Яда.
Глава 2
Каждая дочь Кобулья садится на одну чашу весов, на другую кладут мешки с кардамоном и арахисом. И когда чаши придут в равновесие, размер приданого для свадьбы считается определенным.
Чаша жила своей, особой жизнью. Дыхание ее было натруженным и хриплым, зачастую смешиваясь с производимыми ее обитателями звуками: чашники, в их числе и носители, храпели громче, чем кукарекают петухи, и более протяжно, чем звонят колокола каждое утро в храмах Уст. Кабир божился, что Амир храпит, как целый свинарник, и не помогало никакое количество толченого зеленого кардамона, добавленного в воду.