– Хорошо бы, коли так! – мрачно ответил я. – Хорошо бы… Что ты там пишешь?
– Твоё описание стен стихий на границах мира. Так что прекрати морщить клюв и расскажи об этом поподробнее.
Ну и пришлось оставить все как есть. Спорить с Птолемеем было бесполезно.
Он с самого начала был исполнен любопытства и восторга. Накопление богатств, жены и дорогие безделушки – эти освящённые временем предметы вожделения большинства египетских магов – его не интересовали. Он стремился к знанию, но к знанию особого рода – отнюдь не к тем знаниям, что позволяют обращать в пыль стены городов и повергать ниц врагов. Он был немножко не от мира сего.
В самую первую нашу встречу он застал меня врасплох именно этим.
Я явился в облике песчаного вихря – в те времена это была самая модная личина. Голос мой гремел подобно эху камнепада в горном ущелье.
– Назови своё желание, смертный!
– Джинн, – сказал он, – ответь мне на вопрос!
Вихрь принялся вращаться ещё быстрее.
– Мне ведомы все секреты земли и все тайны воздуха! Мне ведомы ключи, отворяющие женские души![24] Чего ты желаешь? Говори!
– Что есть сущность?
Песок завис в воздухе.
– А?
– То, из чего ты состоишь. Что это такое? И как оно устроено?
– Э-э… ну…
– И вот ещё – Иное Место. Расскажи мне о нём. Как там течёт время – параллельно с нашим или иначе? Каков облик его обитателей? Есть ли у них царь или вождь? Есть ли там твёрдая материя, или там царит вечный адский круговорот, или что-то иное? Что собой представляют границы между вашим царством и этой Землёй и до какой степени они проницаемы?
– Э-э…
Короче, Птолемею были интересны мы. Джинны. Его рабы. В смысле, наша подлинная природа, а не вся эта внешняя шелуха. Какие бы жуткие обличья я ни принимал, какие бы фокусы ни выкидывал – он только зевал. Когда же я пытался издеваться над его юностью и девчачьей внешностью, он только от души смеялся. Он сидел в центре своего пентакля, держа на коленях стило и папирус, жадно слушал, одёргивал меня, когда я уж чересчур завирался, часто перебивал, чтобы что-то уточнить. Он не применял ни Иглы, ни Пики, ни прочие средства наказания. Его вызовы редко длились дольше нескольких часов. Такого закалённого джинна, как я, имевшего представление о жестоких обычаях людей, это изрядно сбивало с толку.
Кроме меня он регулярно вызывал многих джиннов и мелких духов. Все вызовы проходили примерно одинаково: вызов, разговор, волшебник лихорадочно записывает услышанное – и отпускает.
Со временем во мне проснулось любопытство.
– Зачем ты это делаешь? – напрямик осведомился я. – Зачем расспрашиваешь? Зачем записываешь?
– Я прочёл большую часть рукописей в нашей Великой библиотеке, – ответил мальчик. – Там очень много говорится о вызывании духов, об их сдерживании и укрощении и о прочих практических предметах, но о природе самих демонов там нет почти ничего. О том, что вы думаете, чего хотите вы сами. А мне кажется, что всё это чрезвычайно важно. Я хочу написать исчерпывающий труд на эту тему, книгу, которую будут читать всегда, которой все будут восхищаться. Для этого мне приходится задавать много вопросов. Моё желание тебя удивляет?
– По правде говоря, да. С каких это пор волшебники интересуются нашими страданиями? Да и с чего бы вам ими интересоваться? Это совсем не в ваших интересах!
– Ну как же! Если мы останемся в неведении и будем по-прежнему порабощать вас вместо того, чтобы пытаться понять, рано или поздно не миновать беды. Мне так кажется.
– Но другого выхода-то всё равно нет. Рабство есть рабство. Каждый вызов сковывает нас цепями.
– Ты смотришь на вещи чересчур пессимистично, джинн. Торговцы рассказывали мне о шаманах, живущих далеко в пустынных северных землях, которые оставляют свои тела, чтобы беседовать с духами в ином мире. На мой взгляд, этот способ куда вежливее. Быть может, нам тоже стоит этому научиться.
Я хрипло расхохотался.
– Этому не бывать! Такой путь чересчур опасен для откормленных зерном египетских жрецов. Побереги силы, мальчик. Забудь об этих пустых расспросах. Отпусти меня, и покончим с этим.
Но, невзирая на мой скептицизм, Птолемей стоял на своём. Так прошёл год. Мало-помалу моя ложь иссякла. Я принялся рассказывать ему правду. А он в ответ рассказывал мне кое-что о себе.
Он был племянником царя. Родился он двенадцать лет тому назад, чахлым и хрупким, не хотел брать грудь и всё время пищал, как котёнок. Это испортило всю церемонию наречения младенца: гости поспешно разошлись, молчаливые чиновники обменивались мрачными взглядами. В полночь его кормилица вызвала жреца Хатор[25]. Жрец объявил, что мальчик близок к смерти, однако же совершил необходимые ритуалы и поручил дитя покровительству богини. Ночь прошла беспокойно. Наступил рассвет, первые лучи солнца проникли сквозь ветви акаций и упали на головку ребёнка. Тогда он перестал пищать и корчиться, молча и уверенно взял грудь и принялся есть.
25
Хатор – божественная мать и защитница новорождённых. Джинны в её храмах имели облик женщин с головами домашнего скота.