Эта книга как раз и позволяет бросить взгляд на сегодняшний край неопределенности. И надо бы еще порадоваться, что такой край вообще есть. В конце концов, у нас нет неограниченного времени на то, чтобы расставить все научные точки над научными i. По мнению биологов Джона Лоутона и Роберта Мэя, найденные палеонтологами окаменелости свидетельствуют о том, что каждый вид млекопитающих живет в среднем около миллиона лет{7}. Мы уже провели на Земле примерно пятую часть этого срока и лишь сравнительно недавно приступили к изучению окружающего мира при помощи того, что мы теперь именуем научными методами. Возможно, открытия, которые мы совершим на краю неопределенности, помогут нашему виду стать первым из тех, кто будет жить всегда: возможно, то, что мы изучаем, таит в себе ключ к вечности. Во всяком случае, секреты выживания явно не кроются в очередной цифре после запятой в какой-нибудь постоянной, которую мы и так хорошо знаем.
Нет, мы должны спуститься к полосе прибоя и всмотреться в темные воды. Там нас поджидают необычайные открытия. Почти наверняка они даже слишком необычайны, чтобы мы уже сейчас могли с ними по-настоящему справиться. Но мы постепенно привыкаем смотреть в этот сумрак, и перед нами начинают проступать первые заманчивые намеки, первые неясные очертания. Именно их нам и предстоит изучать. В главах этой книги описываются некоторые из опасных фронтиров современной науки. Мы различаем их пока весьма смутно (по сравнению со всеми остальными предметами и явлениями), однако нас очень тянет к ним, ведь, быть может, они способны преобразить наш взгляд на самих себя, да и сам наш способ существования.
Вначале мы обратимся к тому, что является, возможно, главным слабым местом современной науки: к человеческому мозгу. Эти несколько фунтов биологического желе – наш единственный инструмент познания Вселенной, а мы даже не знаем, что это такое – понимать. Мы мыслим, следовательно, существуем (так мы твердим себе): у нас есть ощущение собственного Я. Отсюда мы заключаем, что наши Я играют главную роль в великом космическом театре.
Во многих смыслах это чрезмерно лестная картина. В конце концов, как мы увидим, огромное количество других видов животных (видов, которые, как нам кажется, не особенно бьются над проблемами бытия) очень напоминает нас. Наши открытия, касающиеся животных, не сбросили нас с вершины пирамиды творения, зато подняли на эту вершину много других существ – по сути, наших собратьев. И сегодня мы чаще склонны отмечать не их отличия от нас, а черты их сходства с нами. В результате возникла школа научной мысли, предлагающая осуществить своего рода слияние животных и человека (то есть, выражаясь строже, человека и других животных) в медицинских целях. Уже сейчас мы создаем так называемых химер, хотя пока эта сфера по-прежнему лежит на грани неопределенности и лишь постепенно проступает из научной (и этической) мглы.
При этом оказывается, что мы постепенно переходим и некоторые другие этические границы. Если бы генетик Джейкоб Броновски (тот самый, который говорил о знании как о «вопросе личной ответственности»{8}) по-прежнему был с нами, он бы наверняка заключил, что расширение нашего понимания эпигенетики неизбежно влечет за собой рискованное путешествие в неведомое. Эпигенетика показывает, как изменяется работа генов нашего организма после тех ударов и обид, которые наносят им факторы, обычно ассоциируемые с бедностью, лишениями и загрязнением окружающей среды. Возникающие эффекты порой опасны и долговременны: иногда они охватывают несколько последующих поколений. Мы лишь начинаем осознавать, насколько личностный характер носит биология и насколько ответственным должен быть наш ответ на этот вызов.
То же самое можно сказать и о наших открытиях, касающихся роли пола, в медицине: оказывается, мы, не отдавая отчета, применяем слишком грубый и примитивный подход к лечению человеческих существ. Неужели мы в самом деле полагали, будто особых половых различий не существует (если не считать очевидных)? Теперь ученые уже так не думают. Возможно, более простительным – с учетом малой исследованности мозга – является наше пренебрежение властью, которой сознание обладает над телом. В этой сфере мы тоже постепенно преодолеваем скептицизм тех, кто с удовольствием выдавал собственное невежество за знание и понимание.
Если бы только мы сумели поступить точно так же и с теми, кто рекламирует квантовую теорию как панацею и ключ к обретению здоровья! Конечно, весьма заманчивыми кажутся все эти обещания применить «силу квантового исцеления, позволяющую победить болезни и старение», которыми осыпает нас мистик Дипак Чопра{9} (американский врач и писатель индийского происхождения, автор множества книг о духовности и нетрадиционной медицине). Однако на самом деле это просто мираж в пустыне. Сейчас мы лишь начинаем понимать, как проводить предварительные исследования роли квантовой физики в биологии. Да, сегодня действительно кажется, что в природе все-таки есть сферы, где она задействует странные правила, повелевающие атомами и молекулами, чтобы создавать новые возможности для успешного существования жизни в неблагоприятных условиях. Впрочем, на этой границе между жизнью и космическим веществом мы погружаемся в очень большие глубины.
7
…
8
9
…