Габри оглядел собравшихся и наконец остановил взгляд на Гамаше:
– Мы говорим об одном и том же? О пятерняшках Уэлле?
– C’est ça[23], – ответил старший инспектор.
– О пятерняшках? – повторил Габри, все еще неспособный осознать это полностью.
– Именно, – заверил его Гамаш.
Но ответ старшего инспектора лишь усилил недоумение Габри.
– Я думал, они уже умерли, – сказал он.
– Почему все вокруг говорят об этом? – удивилась Мирна.
– Ну, это ведь было так давно. В стародавние времена.
Наступило молчание. Габри точно выразил общее мнение. Удивляло не столько то, что одна из Уэлле умерла, сколько то, что кто-то из них все еще оставался в живых. И даже общался с ними.
Пятерняшки были легендой Квебека. Канады. Всего мира. Они были феноменом. Чуть ли не цирковыми уродцами. Пять маленьких девочек, совершенно одинаковых. Они родились в худшие годы Великой депрессии. Были зачаты без помощи каких-либо таблеток, усиливающих репродуктивную функцию. Не в пробирке, а в естественных условиях. Единственная из известных пятерня, в которой все младенцы выжили. И последняя из них дожила до семидесяти семи лет. До вчерашнего дня.
– Кроме Констанс, никого из них не осталось, – сказала Мирна. – Ее сестра Маргерит умерла в октябре от инсульта.
– Была ли Констанс замужем? – спросил Оливье. – Фамилия Пино – от мужа?
– Нет, никто из них так и не вышел замуж, – ответила Мирна. – Они жили под девичьей фамилией матери – Пино.
– Почему? – спросил Габри.
– А как по-твоему, ослина? – фыркнула Рут. – Не все же хотят быть в центре внимания.
– Откуда же ты узнала, кто она такая? – спросил Габри.
Ко всеобщему удивлению, Рут ответила молчанием. Все ждали от нее какой-нибудь грубости, а она плотно сжала губы.
Но наконец соизволила ответить:
– Она сама мне сказала. Но мы с ней на эту тему не говорили.
– Да брось ты, – возразила Мирна. – Она сказала тебе, что она одна из пятерняшек Уэлле, а ты не задала ей ни одного вопроса?
– Можете мне не верить, – проворчала Рут, – но, увы, это правда.
– Правда? Да ты бы не узнала правду, даже если бы она укусила тебя за твое «увы»! – сказал Габри.
Проигнорировав его, Рут вперилась взглядом в Гамаша, который внимательно глядел на нее.
– Ее убили, потому что она была одной из пятерняшек Уэлле? – спросила она.
– А вы как считаете? – ответил вопросом Гамаш.
– Не могу понять зачем, – признала Рут. – И все же…
«И все же, – подумал Гамаш, вставая. – И все же. Какой еще мог быть повод для убийства?»
Он посмотрел на часы. Почти девять. Пора ехать. Старший инспектор извинился и пошел позвонить из бара, вовремя вспомнив, что его сотовый здесь не работает и электронная почта сюда не доходит. Он представил себе, как сообщения мелькают в небесах над деревней, не в силах опуститься. Ждут, когда, уезжая из Трех Сосен, он поднимется на холм, и тут же обрушатся на него, как пикирующие бомбардировщики.
Но пока он оставался здесь, ни одно сообщение не могло до него добраться. Арман Гамаш подозревал, что этим отчасти объясняется его крепкий здоровый сон. И что именно поэтому Констанс Уэлле сумела здесь расслабиться.
В Трех Соснах она чувствовала себя в безопасности. Здесь ее ничто не могло достать. И только уехав, она нашла свою смерть.
Или…
Он слушал гудки в трубке, а его мысли обгоняли друг друга.
Или…
Ее убили не тогда, когда она уехала отсюда, понял Гамаш. Констанс Уэлле убили, когда она собиралась вернуться в Три Сосны.
– Bonjour, patron, – раздался в трубке бодрый голос инспектора Лакост.
– Как ты догадалась, что звоню я? – спросил он.
– Идентификатор выдал слово «бистро». Это наше кодовое слово для вас.
Он задумался на секунду, прикидывая, правда ли это, но тут она рассмеялась:
– Вы все еще в Трех Соснах?
– Да, собираюсь уезжать. Какие у тебя новости?
– У нас есть результаты вскрытия и криминалистическая экспертиза из Монреальской полиции, а я сейчас читаю протоколы опроса соседей. Уже отправила вам.
«Витают где-то надо мной в облаках», – подумал Гамаш.
– Что-нибудь важное?
– Пока ничего. Похоже, соседи не знали, кто она.
– А теперь знают?
– Мы им не говорили. Нужно как можно дольше придерживать эту информацию. Пресса пустится во все тяжкие, когда узнает, что последняя из пятерняшек убита.
– Я бы хотел еще раз осмотреть место преступления. Ты сможешь подъехать к дому Уэлле через полтора часа?
– D’accord[24], – сказала Лакост.
Гамаш посмотрел в зеркало за баром. Увидел в нем свое отражение, а за спиной у себя – бистро с рождественскими украшениями и окном, выходящим на заснеженную деревню. Солнце уже взошло и повисло над верхушками деревьев, а небо голубело самой бледной зимней голубизной. Большинство посетителей бистро вернулись к своим разговорам, возбужденные, взбудораженные известием о том, что своими глазами видели одну из пятерняшек Уэлле. Гамаш чувствовал, как флюиды их эмоций гуляют по залу. Сенсационное открытие взволновало их. Потом они вспоминали, что Констанс мертва. Потом возвращались к феномену пятерняшек. Потом говорили об убийстве. Это было похоже на атомы, мечущиеся между полюсами, не в состоянии обрести неподвижность в каком-либо из мест.