Колено Камеля превращало в месиво пах жертвы, втянувшей голову в обнаженные поднятые плечи, а болезненная эрекция грозила разорвать в клочья его джинсы. Он подумал кончить грязному зубоскалу в рот, но не успел: тот рухнул на землю и громко стонал. Привлеченные его криками товарищи по несчастью начали проявлять любопытство. Ксентини в последний раз пнул парня ногой, отчего у того оборвалось дыхание, и исчез в темноте.
Магрелла подсел к Понсо в машину, припаркованную во втором ряду на улице Дантон. Устроившись рядом с ним на переднем сиденье, он выложил на приборную доску копию статьи из еженедельника:
— Читал?
Его коллега кивнул:
— Дальше они не продвинутся.
— Однако здесь говорится о серии подозрительных смертей и одном самоубийстве.
— Догадки и предположения. — Понсо вздохнул. — Одни пустяки. Хочешь доказательств? Больше ни одна газетенка не подхватила сплетню. Всем плевать на каких-то мертвых козлов. Между нами говоря, мне тоже. Единственное, что имеет значение, — это какой кандидат переживет следующие месяцы и дотянет до Рождества.
— Ты полагаешь, они на этом остановятся?
Повисла пауза, офицер службы госбезопасности не произнес ни слова. Наконец он пошевелился в своем кресле.
— Шеф Ружара сделает то, что ему велят, как и мы все. — Он смотрел в сторону и, точно беглец, искал выход.
Магрелла внимательнее взглянул на него и обратил внимание на опущенные плечи, посеревшее лицо, слегка перекошенный галстук. Смирение, отчаяние. Тревога.
— Вы сворачиваете операцию?
Молчание.
— Почему?
Понсо повернулся к нему:
— Потому что я начал ее слишком рано. В пятницу я ходил к шефу, полагаю, он сходил к своему, и, таким образом, дело дошло до самого верха пирамиды. Затем…
— Затем?..
— Новые первоочередные задачи, штаты невозможно раздувать до бесконечности, и все такое. Так что теперь мы усердно корпим, чтобы наметить себе новые цели: корсиканцы, баски, выборы — выбирай что хочешь. К тому же моя история о том, что бородачей укокошивают шпионы, нелогична: таково решение руководства. — Снова вздох. — Это самое руководство горло драло, чтобы убедить меня, и слегка переусердствовало со своей патетикой. Особенно когда принялось говорить мне об отпуске, о семье, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Шайка ублюдков.
— Угу. И не всегда там, где их можно ожидать. — Понсо не то разочарованно хмыкнул, не то икнул. — Вот черт! Надо было мне продержаться подольше. А что у тебя?
— Примерно то же. — Магрелла пожал плечами. — Нас трясет, мы спорим, перекраиваем, соглашаемся. На самом деле мы топчемся на месте, поскольку до сих пор не встречались с по-настоящему заинтересованными лицами. Помни, главное — не вызывать подозрений.
— Прости, что?
— Не беспокойся, вмешалась даже прокуратура.
Офицер госбезопасности перегнулся на заднее сиденье и, достав оттуда картонную папку, после короткого колебания передал ее коллеге. Внутри находились портреты одного и того же человека, лицо которого менялось не только по причине возраста, но и благодаря всевозможным ухищрениям.
— Зубеир Уннас. — Понсо изложил CV[230] алжирца. — Он не твой убийца, но его психологический портрет подсказывает мне, что это очень возможный объект. Определи местонахождение парня, и ты, безусловно, найдешь того, кого ищешь.
— Как-то это малоубедительно для истории мести против нас.
— Возможно, но военные очень им интересуются.
— Ничего больше не добавишь?
— Как ты думаешь, почему мне приказали выйти из игры?
Магрелла стер грязь, скопившуюся перед ним на ветровом стекле.
— Уж не для того ли ты со мной откровенничаешь, чтобы спасти этого парня?
— Я аут,[231] но все еще сильно боюсь.
— Чего?
— Того, что толкнуло службу внешней разведки впутаться в подобную авантюру.
— А с чего ты взял, что меня охотнее, чем тебя, допустят ворошить это дерьмо?
Понсо хранил молчание.
Магрелла закрыл папку и положил на нее руки.
— Как я узнал об этом парне — если меня вдруг об этом спросят?
20.12.2001
Орфевр-три: «Чертова поганая погода, сейчас снова ливанет…»
Орфевр-два: «Угу, как было бы хорошо с женой в койке…»