Прошло несколько секунд; Насер шумно глотал.
В тот самый момент, когда он допивал воду, Линкс заговорил:
— Мишель Хаммуд. Вы родились… — Он несколько минут рассматривал родословную ливанца. — Ваши родители, младший брат и две сестры умерли в конце восьмидесятых, это так?
Делиль подтвердил.
— Что произошло?
— I am… Я очень… голоден. — Поскольку реакции не последовало, пленник продолжал: — Баллистическая ракета, не попавшая в цель… Мне холодно.
Он трясся на своем стуле.
— Именно после этого вы приняли другую веру?
— Я уже говорил.
— Не мне.
— Я должен… мне надо поесть.
— Чем скорее вы мне ответите, тем скорее поедите. — Линкс подождал. — Итак?
— Да, после этого я перешел в другую веру.
— Почему?
— Я был зол.
— И поэтому вы оказались в Париже? Потому что были злы?
— Где мы?
— Отвечайте на вопрос. Что вы делали в Париже в конце сентября?
— Кто вы? Где… где другой?
— Кто другой?
— Американец. Откуда вы? Кто вы? Я хочу другого!
Делиль занервничал, принялся ругаться, размахивать свободной рукой.
Линкс переждал этот всплеск эмоций, а потом равнодушно бросил:
— Он не придет.
Дрожь усилилась, но тишина восстановилась.
— Что вы делали в Париже в конце сентября?
— Я приехал по делам.
— Какого рода дела?
Молчание. Затем:
— Финансовым.
— На каких финансовых рынках вы работаете?
Молчание.
— Знаком вам некий Джафар?
— Нет.
— Он тоже обращенный. Какие отношения связывают вас с Лораном Сесийоном?
— Я не знаю этого человека… I don’t know him![108] — Новый взрыв.
Линкс вынул из папки фотографию.
— Что же, очень жаль. — Снимок был сделан прошлой весной, Делиль и Сесийон вместе стояли у входа в мечеть Пуанкаре. Там были и другие подобные снимки. — Ваше молчание делает вам честь, но оно крайне неосмотрительно. Этот Сесийон… Вот он много говорит…
Ливанец остановившимся взглядом посмотрел на фотографии.
— Я хочу есть.
— Что вы делали в Париже в конце месяца?
Так продолжалось еще долго. Агент с неутомимой настойчивостью задавал одни и те же вопросы, сдабривая их лестью, намеками, обещаниями. Пленник постепенно слабел, его голос становился все менее уверенным. Через час наконец прозвучало долгожданное признание:
— Второй человек… он говорил… о моей семье. — Делиль стал заикаться, будто ему не хватало воздуха.
Линкс безмолвно созерцал свою жертву; складки жирного тела подпрыгивали при каждом слове.
— Он… вы согласны обеспечить безопасность моей семье? — Делиль сдался и просил о милости.
— Какой семье? Ведь все умерли?
Обезумевшие, растерянные глаза ливанца широко раскрылись.
— Мы позаботимся о вас, если…
— Моя жена в Австрии… мои дети. Это невозможно! Не умерли!
— У вас есть дети? — Тон по-прежнему был равнодушным.
Узник быстро и часто закивал:
— Да, да… Под фальшивым именем. Их надо защитить. Моя доченька…
Линкс снова открыл папку, которую принес с собой. Другие снимки, сделанные скрытой камерой. Школьные ворота. Дети.
— Эта семья?
И их мать.
Фотографии следовали одна за другой, а по щекам Делиля беззвучно текли слезы. Школа, школа, супермаркет, дом, улица, школа.
— Заведение, где учатся ваши дети, имеет отличную репутацию. И с виду очень приличное. Ваш сын, кажется, получает превосходные оценки, преподаватели им довольны. Разумеется, вопрос безопасности… Но мы можем помочь. Однако стоит поторопиться. Если ваши «братья» узнают, что вы с нами…
Прижав к груди фотографию своего потомства в парке, Насер теперь уже плакал по-настоящему. Усталость. Страх. Воображаемая угроза.
— Что вы делали в Париже в конце сентября?
Арестованный поднял мокрые глаза на собеседника:
— Защитить их. — И потом: — Я прибыл передать информацию.
— Кому?
— Не знаю… Знаю только посредника… Правда. Посредника.
Линкс выжидал. Продолжение не заставило себя ждать.
— Они были спрятаны в…
05.10.2001
«Транзит» был припаркован у пристани Конферанс, на набережной Сены. Линкс ждал, слушая «Front 242».[109] Три сорок семь. Шел дождь, и на теснящихся возле причала речных трамвайчиках не было ни души, ни огонька.
По противоположному берегу изредка проезжали машины.