– А потомки, выходит, Советской власти служат?
– Неохотно. Многие с окончанием гражданской войны ушли за кордон. Остальные приглядываются. Тут, в Дальней России, жизнь идет по своим законам, медленно, по старинке, не то что в Центральной…
Путь к заимке Еремеича продолжался двое суток. Последние верст тридцать ехали тропой по высокому берегу Аргуни. Старицкий мрачно смотрел вниз на бурную реку, в который раз спрашивая себя о том, как же Мишка собирается ее переплыть.
Заимка – крохотная низенькая изба – стояла в широкой лесистой расселине, саженях в двухстах от Аргуни. Крутой берег здесь становился более отлогим, позволяя спуститься к реке.
Разместив гостей, Еремеич повел их на берег.
– Лодку мы с Никитушкой перетащили поближе к воде, – пояснил хозяин. – Во-он за тем камнем она, в ямке под лапником схоронена. Завтра поутру с богом и переправитесь. Там, на китайской стороне, вас человек с лошадьми поджидает.
– А кто проводник? – спросил Старицкий.
– Сань Ли, китаец.
– Санька Пропащая Душа, – с улыбкой добавил Рябинин. – Проводник верный, с ним я ходил за кордон десятки раз.
– За переход и лошадей ему уплачено сполна, – подхватил Еремеич, обращаясь к Старицкому.
– А пограничники? – нахмурился Георгий.
– Дня тому как четыре проходил разъезд, – ответил хозяин. – Раньше, чем к концу недели вряд ли появятся.
– Участки погранзастав здесь довольно обширные, – кивнул Андрей. – Вдоль КВЖД – по пятидесяти верст для каждой заставы, а по Аргуни – много больше. Некоторые места вообще не прикрыты.
– А если на китайскую стражу наткнемся?
– Санька с ними договорится. Он ведь не просто так ханшину[20] через кордон таскает – рука руку, как известно, моет…
– Ну, тебе видней, – вздохнул Старицкий.
– Позвольте, господа, – подал голос Аркадий. – Мне интересно знать, как же мы будем переправляться через этот каньон? Течение очень быстрое, да и где пристать на том берегу, я не вижу.
Еремеич придирчиво оглядел хрупкого юношу.
– Этой переправой, однако, еще отец мой ходил, – заверил он. – Поглядеть – так и впрямь страшно, а все ж хитрость есть. На стремнине следует ставить нос по течению; как снесет вас на версту вниз – там приметный плоский камень имеется, перед ним течение слабеет, у него и пристанете. От камня вверх тропка вьется… Да Андрей Николаич знает.
– Мы уж тут все сто раз обмозговали, – вставил Никита.
– Ладно, идемте в избу, перекусим, – подытожил Старицкий.
Гости по-армейски сноровисто соорудили ужин и уселись во дворе за грубым, почерневшим от времени столом.
После скудной походной пищи горячая наваристая похлебка казалась истинно царским угощением. Старицкий и Рябинин принялись рассказывать забавные гастрономические истории. Еремеич с Никитой поддакивали и посмеивались, усердно налегая на еду; Аркадий отрешенно сидел на дальнем углу стола и внимательно наблюдал за товарищами.
Старицкий насытился, выпил кружку чая и наконец обратил внимание на Ристальникова:
– А ты что, милостивый государь, пригорюнился? К ужину даже не притронулся… Постишься, что ли?
Аркадий посмотрел в веселые глаза атамана и отвернулся. «Да ну вас, тоже мне разрезвились, – обиженно подумал он. – Не хватало еще песни затянуть!»
– Может, мил-человек, что не так? – участливо поинтересовался у Ристальникова Еремеич. – Возьми, да и скажи прямо, а я поправлю.
– Да не трогай ты его, – с сытой усталостью отмахнулся Старицкий. – Он уж который день капризничает… Оставь!
«Действительно, кому до меня есть дело?» – саркастически спросил себя Аркадий и отправился прогуляться на берег.
Он услышал за спиной еле различимый шорох и насторожился.
– Это я, Никита, – раздался из-за деревьев знакомый голос.
– Тебе чего? – нетерпеливо бросил Ристальников.
Никита приблизился, сел рядом на удобный плоский валун.
– Рекой любуешься? – глядя на ослепительно-красную в лучах заката Аргунь, спросил он.
– Чем тут любоваться? – дернул плечом Аркадий. – Стемнело уже почти…
– Места здесь хорошие, – мечтательно сказал Никита. – Рыбалка знатная… А дальше, по Амуру, говорят, и вовсе места диковинные – даже виноград водится. И тигра ходит!
– Кто? – нахмурился Ристальников.
– Ну тигра, зверь такой – тебе ли не знать?
– Ах да, я что-то слышал, – покивал Аркадий. – Так это дальше, в Уссурийском крае…
Никита украдкой покосился на приятеля и легонько тронул за локоть:
– Ты чего насупился-то, а? Молчишь который день, будто сыч; к ужину не притронулся… Не захворал часом?
– Тошно мне, Никита, – нехотя ответил Аркадий и швырнул в воду камешек. – Навалилась откуда-то тоска – хоть ложись, да и помирай.
– Снова-здорово! – разочарованно вздохнул Никита. – Мало ли ты меня дома своей хандрой донимал – так еще здесь взялся. Ну там-то ладно – сидели, баклуши били, а теперь? Неужто на воле не развеялся? К чему себя глодать? Завтра силенки потребуются – ведь на чужую сторону идем.