— Говорите по-английски, да?
— Да, — утвердительно кивнул русский.
— Десять мундиров. — Кейтель поднял обе руки с растопыренными пальцами, чтобы не возникло путаницы в числе.
— Десять?
— Да, десять, все большого размера, на меня, — сказал Кейтель. Он мог без труда говорить на безупречном русском языке, но это могло бы вызвать подозрение. — Мундиры полковников, все десять мундиры полковников, о'кей?
— Полковник — да. Командир полка, да? Вот здесь три звезды? — сержант показал на плечо.
— Да, — кивнул Кейтель. — Должны быть мундиры танкистов, танк, понятно?
— Зачем вы хотите? — спросил сержант, главным образом, чтобы проявить вежливость. Он был танкистом, и достать соответствующие мундиры не составляло для него проблемы.
— Снимаем кино — телевизионное кино.
— Телевидение? — сразу зажглись глаза у сержанта. — Сапоги, ремни?
— Да.
Сержант оглянулся по сторонам и спросил тихим голосом:
— Пистолеты?
— Можете достать?
Сержант улыбнулся и выразительно кивнул, показывая, что он серьёзный торговец.
— Стоит денег.
— Должен быть русский пистолет, правильный пистолет, — произнёс Кейтель, надеясь, что они понимают друг друга на исковерканном английском языке.
— Да, могу достать.
— Когда?
— Один час.
— Сколько стоит?
— Пять тысяч марок, без пистолетов. Десять пистолетов — ещё пять тысяч марок.
Господи, подумал Кейтель, да это настоящий грабёж. Он снова поднял руки.
— Десять тысяч марок, да? Я плачу. — И чтобы показать серьёзность своих намерений, достал из кармана толстую пачку банкнот по сто марок каждая. Затем сунул одну в карман сержанта. — Через час.
— Я вернусь сюда, один час. — Сержант быстро ушёл с площади. Кейтель зашёл в ближайший Gasthaus[32] и заказал кружку пива.
— Если бы все прошло ещё легче, — заметил он сидящему рядом другу, — у меня возникло бы подозрение о готовящейся ловушке.
— Ты слышал о танке?
— Да, Т-80. А ты почему спрашиваешь?
— Вилли Гейдрих купил его для американцев.
— Вилли? И сколько ему заплатили?
— Пятьсот тысяч марок. Ну и дураки эти американцы! Да любой мог бы организовать эту сделку.
— Но в то время они ещё не знали этого.
Мужчина невесело засмеялся. Полмиллиона немецких марок оказалось достаточно, чтобы бывший обер-лейтенант Вильгельм Гейдрих смог приобрести такой же Gasthaus, как тот, в котором они сейчас сидели, и получать от него доход намного больше, чем он когда-либо получал в Штази. Гейдрих был одним из самых многообещающих подчинённых Кейтеля, и вот теперь он перешёл на другую сторону, бросив свою карьеру, повернулся спиной к политическому наследию и превратился в ещё одного нового преуспевающего гражданина Германии. Его специальная подготовка всего лишь помогла ему добиться своего — в последний раз подшутить над американцами.
— Ну, а русский?
— Тот, что заключил с ним сделку? Ха! — презрительно фыркнул мужчина. — Ему заплатили два миллиона марок! Он, несомненно, поделился с командиром дивизии, затем получил свой «мерседес», а остальное положил в банк. Его воинская часть вскоре укатила в Россию, и если в дивизии стало одним танком меньше… Этого могут даже не заметить.
Они выпили ещё по кружке, наблюдая за экраном телевизора, установленного над баром, — отвратительная привычка, пришедшая от американцев, подумал Кейтель. Когда прошло сорок минут, он вышел наружу, оставаясь на виду у своего приятеля. В конце концов, это действительно могло оказаться ловушкой.
Русский сержант вернулся раньше, нем обещал. У него не было ничего, кроме улыбки.
— Где это? — спросил Кейтель.
— Грузовик, за… — Русский кивнул.
— Еске? За углом?
— Да, это слово, углом. Urn die Ecke, — и сержант выразительно кивнул.
Кейтель подал знак своему приятелю, который отправился за машиной. Эрвину хотелось спросить сержанта, сколько денег тот оставит себе, а сколько передаст своему лейтенанту, который наверняка требовал значительную часть суммы от каждой сделки, но потом решил: а какое ему до этого дело?..
Небольшой армейский грузовичок ГАЗ-69 был припаркован в квартале от площади. Понадобилось всего лишь подать машину немца задним ходом к откидному борту советского грузовика и открыть багажник. Но сначала, конечно, Кейтель осмотрел купленный товар. В кузове лежало десять маскировочных офицерских мундиров из грубой ткани, но хорошего качества, потому что она предназначалась для офицеров. Головные уборы представляли собой чёрные береты с красной звездой и старомодным силуэтом танка — форма бронетанковых войск. На погонах каждого мундира было три больших звезды — ранг полковника. Кроме того, здесь же лежали офицерские ремни и сапоги.
— Pistolen? — спросил Кейтель.
Глаза сержанта обежали улицу, затем появилось десять картонных коробок. Кейтель указал на одну из них, сержант поднял крышку. Внутри лежат автоматический пистолет Макарова девятимиллиметрового калибра, скопированный с немецкого «вальтера».
Русские, демонстрируя свою щедрость, даже добавили пять коробок патронов.
— Ausgezeichnet, — кивнул Кейтель и тут же перевёл:
— Превосходно. — Он достал из кармана деньги, отсчитал девяносто девять банкнот и передал их русскому.
— Спасибо, — ответил сержант. — Нужно ещё, находите меня, хорошо?
— Да, спасибо. — Кейтель пожал ему руку и сел в машину.
— Куда катится наш мир? — заметил водитель, когда машина выехала на улицу. Всего три года назад этих солдат за это отдали бы под военный трибунал — может быть, даже расстреляли.
— Советский Союз стал богаче благодаря нам на десять тысяч марок.
Водитель фыркнул.
— Для производства этого «товара» потребовалось по крайней мере две тысячи марок! Как они называют такую сделку?
— Оптовая распродажа. — Кейтель не знал, смеяться или нет. — Наши русские друзья учатся быстро. А может быть, этот мужик просто не умел считать больше десяти.
— То, что мы собираемся сделать, — опасно.
— Это верно, но нам хорошо заплатили.
— По-твоему, я согласился принять участие из-за денег? — спросил водитель с угрожающей ноткой в голосе.
— Нет, так же, как и я. Но если мы рискуем жизнью, по крайней мере следует рассчитывать на вознаграждение.
— Вы правы, полковник.
Кейтелю даже в голову не пришло задуматься над тем, что он делает, что, быть может, Бок не сказал ему всей правды. Несмотря на весь свой профессионализм, Кейтель упустил из виду, что имеет дело с террористом.
Какой спокойный и чистый воздух, подумал Госн. Ему никогда не приходилось переживать настоящего снегопада. Этот длился дольше обычного, и ожидалось, что он будет продолжаться ещё около часа. На земле лежало полметра снега, и вместе со снежинками, опускающимися вниз, это заглушало звуки, так что вокруг стояла тишина, какой он ещё не встречал. Такую тишину можно слушать, сказал он себе, стоя на крыльце.
— Что, нравится? — спросил Марвин.
— Да.
— Когда я был ещё мальчишкой, случались настоящие снегопады, не такие, как этот. Выпадало несколько футов снега — сразу метр глубиной, приятель, — а потом становилось действительно холодно, градусов двадцать или тридцать мороза. Выходишь из дома, тебе кажется, что ты на другой планете, и думаешь, а что было здесь сто лет назад, как жили люди в вигвамах с жёнами, детьми и лошадьми, привязанными снаружи; все вокруг так чисто, как и следовало быть. Да, вот это была жизнь, приятель, это была настоящая жизнь.
Он рассуждает поэтично, но не умно, подумал Ибрагим. При такой примитивной жизни почти все дети умирали ещё до того, как им исполнялся год, приходилось голодать зимой, потому что не было дичи. А откуда брался корм для лошадей и как они доставали его из-под снега? Сколько людей и животных гибло от холода? И всё-таки этот индеец восхищался такой жизнью. Глупо. Марвин был смелым, выносливым и настойчивым человеком, преданным Делу, но он не понимал окружающего мира, не принял Бога и жил в плену фантастических мечтаний. Как жаль. Он мог бы оказаться ценным приобретением.
— Когда выезжаем?
— Нужно дать дорожным машинам пару часов, чтобы очистить шоссе от снега. Ты поедешь в автомобиле — у него привод на передние колеса и ехать будет просто. Я поведу фургон. Нам ведь некуда спешить, правда? Не стоит рисковать.