— Будет он теперь плакаться в тряпочку. Как это тебя угораздило?
Я развел руками.
— Ничего не понимаю. Я взял обычный состав: двадцать частей морской воды, двадцать — глицерину и шестьдесят — спирту. Все это я в достаточной дозе впрыснул в рыбу, обмазал ее глицерином и спрятал временно в вате… Кстати, щиповки, — я их за неделю до солнечника препарировал. Сейчас посмотрим… Вот.
Я развернул вату во втором ящике. Маленькие полосато-пятнистые рыбки лежат в вате как живые — блестящие, упругие. Я еще раз развел руками.
— Удивительно!
Игнат равнодушно взглянул на щиповок, поковырял их палкой и пробормотал:
— Стоит со всякой дрянью возиться! Сварил бы уху, и ладно.
Я возмутился:
— Ты, Игнат, не понимаешь. Ты охотник, а мы натуралисты. Ты убиваешь и ешь, а я с Антоном изучаем…
— Изуча-а-аем! — передразнил Игнат. — Мучаете вы, а не изучаете. Антон меня перебил, а то бы узнал ты, как на Кольском полуострове я изучением занимался. Два года потом рыбы в рот не брал.
— А что?
— А то… Треску несоленую в открытых бочках держат на самом солнцепеке. Рыба гниет и жир наверх пускает — чистенький, желтенький… А вокруг вонь… Тьфу!
Легкий предвечерний ветер залетел в открытое окно лаборатории, нырнул в ящик с злополучной рыбой и ударил зловоньем в мои ноздри. Великие открытия делаются случайно и по вдохновению. Я подозрительно взглянул на Игната.
— Мне кажется, что ты на прошлой неделе заходил сюда.
Игнат по простодушию не подозревал гениальной мысли, которую я полной чашей почерпнул в своем мозгу.
— Был, — согласился он. — Мы все втроем тогда едва приползли сюда после бурной ловли…
Следствие пошло быстро.
— Мы с Антоном вышли позаботиться о кофе… — продолжал я.
— ?!
— Как только захлопулась за нами дверь, ты взял бутылку с надписью «спирт»…
Игнат покраснел.
— А потом благополучно выпил содержимое, слегка разбавив этой жидкостью, — указал я на бутылку с надписью «Aqua destillata»[20].
Игнат смущенно потупился. Я почувствовал величайший приступ гнева.
— Перелил в глотку весь наличный запас спирта и не потрудился сознаться в преступлении! Ты буквально спрятал «концы в воду», то-есть подлил в опустевшую бутылку из-под спирта дестиллированной воды!..
Игнат молчаливо кивнул головой.
Из великой книги природы.
СЛОНОВЬЯ МУДРОСТЬ.
Слон — животное хорошо изученное. А между тем есть много черт из жизни диких слонов, которые еще неизвестны и могут быть изучены только путем терпеливого настойчивого наблюдения.
Вот, например, что рассказывает про слонов американец Блэк, проведший много лет в Африке, где он ловил для дрессировки разных зверей, употребляя ружье лишь в случае крайней необходимости для самозащиты, но отнюдь не для охоты.
«В продолжение многих часов я шел следом за тремя слонами, поведение которых меня очень заинтересовало. Один из них, очевидно, был болен. Он шел с трудом. Остальные два его поддерживали и заботливо предоставляли ему середину тропы, где было легче итти. Часов около одиннадцати они остановились для отдыха. Больной слон опустился на колени, вяло протянув перед собой хобот. Его товарищи дремали стоя, широко расставив тумбообразные ноги. Я тоже задремал.
Часа через два здоровые слоны начали тихонько расталкивать больного, понуждая его встать. Но тот не делал ни малейшего усилия, чтобы подняться. Они сцепили свои хоботы с его хоботом и, казалось, всячески убеждали его понатужиться. Напрасно. Наконец один из здоровых слонов повернулся и тихо удалился, словно потеряв всякую надежду. Другой остался. Некоторое время он продолжал понукать больного, но все более вяло, все более безнадежно. Затем он отошел на несколько шагов, остановился, словно раздумывая, и вдруг наклонил голову, бросился на лежавшего без движения товарища и со всего размаху вонзил бивни ему в бок.
Что это было? Гнев? Жестокость? — Нет, я убежден, что слон убил товарища из сострадания. Он понял безнадежность его состояния и вероятно хотел избавить его от мучительной смерти в когтях льва…
В другой раз мы наткнулись в лесу на такую картину. Одиннадцать или двенадцать слонов разных возрастов стояли мирной группой вокруг какой-то большой серой массы, лежавшей на земле. Некоторые из них игриво терлись друг о друга боками, другие ласкали один другого хоботом, вообще это была тихая семейная идиллия. Так как ветер дул в нашу сторону, они не сразу почуяли нас. Но вот одна самка стала принюхиваться, насторожила уши и затрубила. Моментально семейка прекратила свои забавы, и все слоны выстроились таким образом, что образовали стену между нами и тем, что лежало на земле.
Я с интересом наблюдал, держа на всякий случай ружье наготове. Тем временем „нечто“ поднялось с земли. Это оказалась большая слониха. Она направилась в чащу. Рядом с ней семенил маленький новорожденный слоненок. Остальные слоны последовали за ней. Но четверо еще долго стояли, пока самка с новорожденным не скрылись окончательно. Только тогда они удалились.
Я и раньше слыхал от африканских старожилов рассказы о том, что когда самка слона чувствует приближение родов, она удаляется в уединенное место, а остальные члены стада стоят около нее и охраняют, пока детеныш не появится на свет. Я смеялся над этими рассказами, считая их такой же выдумкой, как рассказы о „кладбищах“ слонов. Но после описанной встречи я не решусь утверждать, что дикие африканские слоны не охраняют своих рожениц».
М. Р.
ТАНЦУЮЩИЙ ДРОЗД.
В один из жарких июльских дней, в самый разгар сенокоса я поймал в свежем сене только что оперившегося дрозда. Принес я его домой и поместил в просторную коробку, выстланную ватой. Первое время дроздик дичился, но аппетит у него был прекрасный, особенно любил он мелко нарубленное мясо.
И вот однажды я сделался свидетелем весьма интересного явления. Прирученный дрозд после изрядного обеда и водопития неожиданно стал делать резкие и разнообразные телодвижения: он подпрыгивал то на одной ноге, то на другой, быстро взмахивая серенькими крылышками. Птица странно кружилась, видимо исполняя какой-то своеобразный танец.
Это наблюдение я проверял несколько раз и убедился, что мой дрозд обладал недюжинным талантом танцора. Не знаю, все ли дрозды умеют танцовать, или этим даром обладал только мой дрозд. Впоследствии он улетел в родные леса.
ДЯТЕЛ В РОЛИ ВОЖАКА.
Зимою всем пернатым приходится очень туго не только от холода, но прежде всего от голода. Особенно достается синицам, воробьям, чечоткам, пищухам, поползням и т. д. И вот в некоторых случаях спасителем мелких птиц от голодной смерти является дятел. Он становится как бы вожаком мелких птичьих артелей. В чем же тут секрет? — А вот в чем. Как известно, дятел добывает пищу, продалбливая длинным крепким клювом кору деревьев и вытаскивая из-под нее личинки короедов и других насекомых. Так вот, когда дятел отправляется на промысел и начинает мерно долбить кору, голодные птицы слетаются к нему, следуют за ним и терпеливо ждут, когда он кончит свое пиршество. После него действительно остается еще кое-что и для других голодных маленьких птиц, и они доедают остатки дятлова обеда. Чуть заслышит стайка синичек, чечоток или другой мелкоты стук дятла, живо летит к нему, зная, что их ждет хотя скудная, но верная добыча, а зимой каждый кусочек пищи дорог.