Победу над Дафной нельзя отнести к подвигам Аполлона, но людская молва этот случай сохранила
Нимфа продолжала свой бег, не выслушав его просьбу. Но, даже убегая, она очаровывала его. Ветер развевал ее одежды, а ее распущенные волосы свободно струились за ней. Бога еще более распалило то, что его мольбы отвержены, и, подгоняемый Купидоном, он стал нагонять ее. Он был как гончая, преследующая лань с открытой пастью, готовая вцепиться, а слабое животное отпрыгивает, ускользая в самый последний момент. Так и неслись бог и дева – он на крыльях любви, а она на крыльях страха. Однако, преследователь быстрее, и нагоняет ее, и его шумное дыхание уже касается ее волос. Силы начали оставлять ее, и, готовая упасть, она зовет своего отца, бога рек:
– Помоги мне, Пеней! Открой землю, чтобы скрыть меня, или измени мое тело, которое навлекло на меня эту беду!
Как только она это сказала, ее члены оцепенели; грудь стала закрываться нежной корой; волосы стали листьями, руки стали ветвями; ноги быстро прилипли к земле, как корни; ее лицо, ставшее вершиной дерева, не сохранило ничего из прошлых очертаний, кроме своей красоты. Аполлон стоял пораженный. Он обнял ветви и покрыл поцелуями дерево. Ветви сжались от его губ.
– Теперь ты не можешь быть моей женой, – сказал он, – но, несомненно, ты будешь моим деревом. Я надену тебя на свою голову; я украшу тобой свою арфу и свой колчан; и когда великие римские завоеватели подготовят триумфальное величие Капитолию, из тебя совьют венки на их головы. И, так как я вечно молодой, ты тоже будешь вечнозеленой, и твои листья не будут опадать.
Нимфа, превратившаяся теперь в лавровое дерево, кивнула головой в знак благодарности. То, что Аполлон был богом и музыки, и поэзии, не кажется странным, но то, что медицина также была назначена в его владения, может таким показаться удивительным.
Следующие строки из стихотворения Шиллера «Боги Греции» отсылают нас к тем далеким временам.
Аполлон страстно любил юношу по имени Гиацинт. Он сопровождал его в его занятиях: нес сети, когда тот ловил рыбу, вел собак, когда он шел на охоту, следовал за ним в его походах в горы и забросил ради него свою лиру и свои стрелы. Однажды они играли вместе в метание колец, и Аполлон, подняв диск, с силой и ловкостью послал его высоко и далеко. Гиацинт смотрел, как он летел, и, взволнованный игрой, побежал вперед, чтобы поймать его, торопясь сделать свой бросок; как вдруг кольцо отскочило от земли и ударило его в лоб. Он ослабел и упал. Бог, такой же бледный, как Гиацинт, поднял его и сделал все, чтобы остановить кровь и удержать улетающую жизнь, но все было напрасно; рана оказалась сильнее медицины. Как у сорванной в саду лилии свешивается голова, и цветы наклоняются к земле, так голова мертвого мальчика, словно слишком тяжелая для его шеи, падала на плечо.
– Ты мертв, Гиацинт, – говорил в отчаянии Феб, – я лишил тебя юности. Тебе – страдание, мне – преступление. Если бы я мог умереть за тебя! Но так как этого не может быть, живи в моей памяти и в песне. Моя лира будет прославлять тебя, моя песня будет рассказывать о твоей судьбе, и ты станешь цветком, посвященным моему сожалению.
Пока Аполлон говорил, он увидел, что кровь, которая текла на землю и пачкала траву, перестала быть кровью; и появился цветок, более прекрасного оттенка, чем тирский пурпур, похожий на лилию, если бы он был не пурпурный, а серебристо-белый. Но этого Фебу было недостаточно; для большей славы он пометил лепестки своей скорбью и написал на них: «Ах! Ах!», как мы видим и сегодня.
Этот цветок с тех пор называется гиацинтом, и с каждым возвращением весны его цветение оживляет у нас память о несчастной судьбе Гиацинта.
11
Филомела – сестра Прокны, жены фракийского царя Терея. Терей обесчестил ее и, чтобы принукдить к молчанию, отрезал ей язык и заточил в гроте. Но Филомела поведала сестре о своих несчастиях посредством одежды, на которой искусно выткала рассказ о своей судьбе. Найдя сестру, Прокна сговорилась с нею о мести: они убили сына Терея Итиса и подали приготовленные из него блюда отцу. За это боги превратили всех троих в птиц.