Один из них, по фамилии Режабек (имя отчество, к сожалению, забыл), в течение двух лет учил нас диалектическому и историческому материализму. Вращая вокруг большого пальца правой руки цепочку карманных часов, убеждал слушателей лекций в истинности марксистско-ленинской философии, а затем, совершил неожиданный поступок – бросив питомцев на произвол судьбы, эмигрировал в Израиль. До этого события никто из однокурсников об иудейских корнях «истматчика» не подозревал.
Еще одно запомнившееся действо с участием этого бывшего наставника произошло накануне его отъезда в страну обетованную на пляже левого берега Дона. Встретив там нашего однокурсника Юру Белявского, «Бек» (Сокращение слова большевик, употреблявшееся недолгое время после возникновения фракций большевиков и меньшевиков в Российской соц. – дем. Партии) протянул руку для мнимого приветствия, однако, на самом деле захватил пятерную студента, которого затем опрокинул через подножку на загорающую девушку. Этот поступок суховато-корректного проповедника марксизма-ленинизма надолго запомнился Юре неожиданностью. Возможно, таким образом «Бек» подвел итог опостылевшему общению со студентами на поприще утративших привлекательность партийных наук.
Другой – Бондарь (имени и отчества тоже не вспомню) читал курс государственного устройства стран социализма и писал кандидатскую диссертацию, подтверждавшую правильность решения партии и лично Никиты Сергеевича Хрущева о создании Совнархозов. Накануне завершения научной работы эти органы управления прекратили существование, а решение об их создании было признано ошибочным. Мой легкомысленный товарищ Виктор Захарченко сказал, что никакой катастрофы для соискателя в этой ситуации не усматривает. Диссертацию легко исправить, заменив по тексту в нужных местах частицы «да», выражающие согласие с первоначальным решением партии, на служебное слово «нет».
Наособицу от других преподавателей стоял заведующий кафедрой международного права профессор Н. М. Минасян. Это был вполне доброжелательный человек в возрасте за 50. Его наука имела отдаленное отношение к будущей служебной деятельности большинства из нас. Восприятие речи профессора затруднялось недостатками дикции и сильным акцентом. Правда, погрешности устной речи преподавателя компенсировались полным совпадением лекций с соответствующими разделами учебника. Чтобы избежать невнятного пересказа общедоступных материалов студенты без зазрения совести использовали присущую профессору слабость к воспоминаниям о репрессиях 30-х годов. Однокурсники систематически подводили преподавателя к этой теме, используя для этого цепочку изобретательно подготовленных вопросов. Рассказы Николая Михайловича мрачных годах, как правило, занимали значительную часть лекции и неизменно завершались воспоминаниями о несправедливом обрушении органами НКВД его карьеры министра иностранных дел Армении[34] и высокой оценкой роли Н. С. Хрущева в восстановлении демократических принципов руководства страной. Я не переставал удивляться готовности, с которой этот зрелый человек реагировал на шаблонный, прием отвлечения от намеченных учебных планов.
Надо сказать, что упоминание о Никите Сергеевиче к тому времени по многим причинам, в том числе из-за безудержного славословия в СМИ и документальном кино, вызывало нарастающее раздражение большинства населения страны. И вот, на лекции в начале октября 1964 года, после упоминания профессором о роли Первого секретаря в разоблачении культа Сталина, прямодушный до наивности Гунаш Набиев вдруг произнес: «Николай Михайлович, скажите, пожалуйста, не создается ли теперь в стране культ личности самого Хрущева?».
Профессор отреагировал негодующей тирадой: «Встаньтэ! Ви откуда приехал? (Вопрос объяснялся яркой кавказской внешностью Гунаша). Зайдетэ на кафедру после лекции!».
Затем лектор напомнил присутствующим о рабочем происхождении и шахтерском пути Никиты Сергеевича, которые дали первому секретарю мощную прививку от идей узурпации власти и служат действенным противоядием от восхвалений подхалимов и карьеристов.
Выполняя, требование профессора, Гунаш встретился с ним на кафедре сразу по окончании лекции. На мой вопрос о сути состоявшегося разговора прямодушный горец ответил: «Заставил взять тему курсовой по его кафедре. Больше ничего не говорил».
Надо же было тому случиться, что накануне следующей лекции Н. М. Минасяна Пленум ЦК КПСС освободил «Дорогого Никиту Сергеевича» от всех руководящих должностей.
34
В послужном списке Н. М. Минасяна, приведенном в статье Википедии, сведений о его министерском прошлом почему-то нет.