Старые раны вновь дали о себе знать вскоре после женитьбы. После то долгого, то краткого сожительства с несколькими женщинами я женился, когда мне уже было за тридцать. Она работала брадобрейшей в моей любимой цирюльне, и, провстречавшись полгода, мы все-таки поженились. А в первую брачную ночь ко мне впервые за долгие годы вернулись детские воспоминания. О том, как я более двадцати лет назад под тусклым лунным светом в сортире увидел в осколке зеркала женское лицо. Я понимал, что не могу доверять этим воспоминаниям, но при осознании, что лицо жены нисколько не похоже на то нечетко обрисовавшееся лицо, у меня вместе с ощущением, будто я неправильно женился, возникло какое-то дурное предчувствие. Не обнаружь я вскоре в лице жены знакомые черты и не избавься от этого предчувствия, семейная жизнь у нас, возможно, с самого начала пошла бы наперекосяк из-за моих ненадежных воспоминаний. А обнаружил я эти знакомые черты в нашу страстную первую брачную ночь. В момент оргазма лицо жены приобрело то самое выражение.
Еще одну детскую рану, про которую я уже и думать забыл, разбередила командировка на Ближний Восток, замаячившая передо мной на следующий год после женитьбы. Наша строительная компания выиграла крупный тендер в Саудовской Аравии, и я, следуя вместе со всеми ближневосточному поветрию, принял трудное решение подать заявку на командировку, хотя со времени моей женитьбы едва прошел год. Потому что у меня к тому времени уже родился старший сын, а других способов зашибить по-быстрому большие деньги не предвиделось. Однако с раскрытием моих персональных данных этот заветный план лопнул, как мыльный пузырь. Я и подумать не мог, что во взрослом мире столкнусь с усвоенным мною в детстве представлением о приверженности коммунизму как о преступлении более страшном, чем любое другое — убийство, грабеж, воровство, поджог, мошенничество… Даже для убийства установлен срок давности в пятнадцать лет, а я по прошествии тридцати лет пострадал только за то, что родился сыном красного — к счастью, на следующий год проблема разрешилась. Как вы знаете, уже два года как объявлено, что сын за отца не отвечает.
И я, распрощавшись с темным прошлым, уехал на Ближний Восток. На этом я хочу закончить свою банальную ближневосточную историю. В общем, я год работал там на износ и за это время перевел жене почти десять миллионов вон. Жена аккуратно писала мне письма, и в последнем из них сообщила, что, если я переведу ей еще немного денег, она сможет организовать нам квартирку в двадцать пхёнов[10] где-нибудь на окраине. Компания как раз предложила мне продлить контракт на еще более выгодных условиях, и я, конечно, посоветовался с женой. Ее ответ был холоднее, чем я ожидал. Она сказала, что готова, несмотря ни на что, подождать еще год. И добавила, что в этом случае сможет организовать квартирку побольше, не залезая в лишние долги.
Я кое-как протянул еще год, а вернувшись домой, обнаружил, что жена сбежала, забрав с собой даже квартирный залог. Со мной случилось то, о чем я время от времени читал в газетах, которые, хоть и с небольшим опозданием, регулярно получал на Ближнем Востоке. Я отправился к жившей неподалеку свояченице, и та под нажимом вместе с информацией, что жена месяц назад ушла, оставив ей мальчика и девочку, выдала мне двоих малышей. По ее словам, жена, желая преумножить переведенные мною деньги, хваталась то за одно, то за другое, но постоянно терпела неудачи, растратила все, а тогда уж оставила малышей и уехала, заявив, что стыдится смотреть мне в глаза и не вернется, пока не добудет денег, — но все это звучало как-то странно.
И что ж вы думаете? Месяца два пособирав слухи, я отыскал жену: она жила с каким-то бездельником. Чего-то подобного я и ожидал. Неожиданным оказался исход дела. Когда я вошел в красиво обставленную комнату, у меня глаза закатились от злости, но, думая о недавно отлученной от груди дочери и четырехлетием сыне, я свою злость подавил. Решил успокоить жену и предложить ей начать все сначала. Я все простил, ведь не так уж много на свете женщин, никогда в жизни не изменявших мужьям. Не из-за денег же мы сошлись, заработали бы еще, не стоило переживать — я пытался успокоить жену, но она и не думала менять свои намерения. Наоборот, валя с больной головы на здоровую, принялась увещевать меня. Начала с извинений за растрату денег и обещаний вернуть их, коли представится возможность, а закончила просьбами отпустить ее с миром, будто между нами ничего и не было. Сдержав всколыхнувшиеся эмоции, я еще раз предложил ей вернуться, а она, якобы объясняя, почему это невозможно, давай тревожить мои старые раны. Обосновывая правильность собственного решения, она ткнула меня по очереди в такие больные места, как сиротство, бедность, скромное образование и бесперспективная работа, а потом неожиданно взялась за моего отца.