И я посылал зимою вверх по Яне-реке служилого человека Ивашка Хворово к служилым людей к Ивану Бурлаку с товарищи: мочно ли вверх по Яне-реке з государевою казною поднятца коньми и мочно ли у якутов корму залести[223], чем быть сытым и государева казна доправадить до Якутцкого острогу? И Иван Бурлак писал и служилой человек Ивашко Хворой сказал, что под государеву казну коньми с великою нужею промыслить, а кормом якутом гораздо нужно[224], сами з голоду умирают, прокормитца нечем нам, служилым людей. А у нас корму добыто у самих мало, а купить у янских служилых людей нечево, запасов нет. И поднятца вверх по Яне-реке з государевою казной нечем, потому что казна немалая, колымская и алазейская, обеих рек вместе. А книги той государеве казне обеих рек ясачному и десятинному збору[225] и отписки вместе з государевою казною будут. А колымской государевы соболиной казны — семнатцать сороков дватцать восемь соболей, да десятинной государевы казны — тритцать девять сороков двенатцать соболей, тритцать четыре сорока пять пупков; да алазейской государевы казны с служилым человеком с Лаврушкою Григорьевым, ясачной и десятинной — дватцать сороков тритцеть четыре соболя, восемь сороков пупков собольих.
И пришли служилые люди на Яну-реку — Олень Яковлев с товарищи, с моря, с Омолоевы губы, а сказали, что де их розбило в Омолоеве губе, и зимовье де поставили торгового человека гостя Василия Записи[226] приказщик Максимко Иванов на усть Омолоевы реки, и запасов де много. И те вести лрослыша, торговые и промышленые люди, которые идут со мною, Тимошкою, с Колымы-реки, что на усть Омолоевы реки запасов много, и те торговые и промышленые люди здумали иттить на нартах через Омолоеву губу, что хлебных запасов много, и нарты поделали, и почали у меня, Тимошки, государевы казны прошать волочь на нартах в Жиганы. А почали мне, Тимошке, говорить: поди де ты с нами, а мы до государеву казну допровадим до Ижиган, а будет де не пойдёшь, и ты де нас отпущай, а у нас до пить и ость печево, нам здесь до весны и на Яне помереть голодною смертью, а будет ты с нами не пойдёшь з государевою казною, и ты де нас отнущай.
И я, Тимошка, на Яне-реке от мирских людей[227] з государевою казною остатца не смел, потому что служилых людей со мною не много, а иттить з государевою казною без мирских людей некем. И, взяв государеву казну, торговые и промышленые люди, и на их глядя, и служилые люди, на всех на пятьдесят человек в вес и в отчёт по два сорока на человека, за початми, по девятнатцати гривенок на человека, и пошёл с мирскими людьми с Яны-реки марта в 15 день.
И идучи до Омолоевы реки, шли с великою нужею, и на тундре заняли ветры и пары не в лесных местех, и за ветром простояли и осталых людей, которые вместе пошли с Яны-реки з государевою казною, дожидались три дни. И дошли до усть Омолоевы реки до зимовеи, где зимовали усть Омолоевы реки служилые люди и гостя торгового человека Василья Запися приказщик Максимка Иванов, марта в 27 день. И дождався осталых людей, и по запас ходили на розбойное место[228] и снастилися. И всего простою в зимовье десять дней было.
И апреля в 8 день на Омолоеве реке многие люди усумнились и забоялись отходу и меня, Тимошку, розговаривали, чтоб тем неведомым путём не потерять государевы казны, потому что время поздает, а самим бы голодною смертью не помереть, потому что тяга стала не лесами — по губе, и по росольному льду[229], и по торосам, и без дров, а иные люди без собак. И я, Тимошка, сверх тово посылал за губу проведывать промышленого человека Карпуньку Микитина Вычегжанина: мочпо ли нереттить через Омолоеву губу з государевою казною на нартах? И тот Карпик ходил два дни и, пришед, сказал, что де на губе поверх льду росол есть и снегу мало, и иттить с тяжёлыми нартами невозможно, и нартами до росолом и торосом перетрёт, и одним де полозьем через Омолоеву губу не переттить, а губы де я переттить не могл, а впред за губу до земли иттить не смел, потому что далеко.
А иные торговые и промышленые люди невеликие у меня отпрашивались и хотели иттить через Омолоеву губу. И я, Тимошка, тех невеликих людей не отпустил потому, чтоб летом водяным путём было с кем провадить та государева казна до Якутцкого острогу к отпуску к Москве. И я, Тимошка, з государевою казною с служилыми и торговыми и промышлеными людьми на усть Омолоевы реки завесновали, иттить не посмели за губу до Лены-реки и вверх по Лене-реке до лесов на нартах, потому что нихто не бывал и не хаживал. И хотим делать суды небольшие, шитики, в чём та государева казна мочно поднятца, а снастей судовых и парусов и якорей нет, и хотим попадать в тех судах по заледью до Лены-реки наскоре. А по Лене-реке в тех в малых в судах парусом бежать не сметь, потому что река большая, чтоб государева казна не подмочить и не потерять. А на Омолоеве реке кочей и шитиков нет.
225