Опять была охота. Опять загнали волка, только убивал его уже не царевич — царь. Все возрадовались, но Алексей приуныл вдруг.
— Скучная охота. Ты, Матюшин, давай-ка заводи соколиную. Тянет меня к ней. Красиво!
Ехали березняком. Места показались знакомыми. Вспомнил загубленного коня, остановился. Спросил свиту:
— Жильё далеко будет?
— Версты четыре, государь.
— Кто знает дорогу, веди!
Сорвались было в упреждение несколько всадников. Царь велел вернуть их. Подозвал к себе Матюшина.
— Помнишь коня моего? Посмотреть хочу, поправил, что ли, его мужичок. Боялся тогда батюшку огорчить… Царство ему небесное, покой вечный.
Как цари ни стараются застать народ свой в том, как он есть на каждый день, не выходит у них почему-то.
Встречали государя уже на околице хлебом и солью. На маленькой колокольне били в треснувший колокол.
Хлеб и соль поднёс царю одетый в дорогое польское платье дворянин с лицом без лба. Чуть позади стоял священник. Царь, приняв благословение, заговорил с ним. Священник отвечал умно, просто, но смешался и замолк, когда Алексей спросил про отрока, который не пожалел для царя, может быть, последней своей лошади.
Наступила тягостная тишина.
И вдруг, раздвинув толпу, выбежал из дальних рядов мужик, распластался перед царём и плачет. Царь наклонился, поднял мужика за плечи. Тот быстро-быстро заговорил:
— Смилуйся, царь-государь! Мой был Вася. Погубил его барин-то. И коня погубил. Смилуйся, царь великий, дослушай. За шапку дорогую, за перстень дорогой бил он Васю и покалечил всего. А потом пришёл на двор наш и сел на коня. Конь-то вот-вот пошёл бы, а он сел — и погубил и зарезал на глазах наших…
— Где отрок?
— Ушёл, калека, со странниками. Бежал от барина нашего, а барин за это спалил мою избу.
Царь поворотился к безлобому дворянину.
— Как же так-то? Живые ведь все. Ведь больно, когда бьют, и телу и душе.
— На моей земле шапка лежала. Значит, моя.
Выбежали царские слуги, поставили дворянина на колени. Царь отстранил их, плача, обнял жестокого глупца.
— Жалею тебя, да ведь страшные для людей твои дела. Наказать тебя надо. Отрубить тебе обе страшные твои руки, на цепь тебя посадить. Прости меня, грешного.
Царь плакал, и все плакали, а дворянин с помутившейся от страха головой лежал в пыли перед царём и перед теми, кого истязал.
— Ему, — царь показал на отца отрока, — поставить дом большой, дать две лошади, а найдётся отрок — сказать о том мне.
Вскочил на лошадь и ускакал. А позади дико орал схваченный и скрученный дворянин.
Царь подозвал Матюшина.
— Землю эту вели взять в казну.
V. ПЕРВЫЙ ПОХОД
Ярмарка
Дмитрий Михайлов Зырян умер зимой 1646 года. Помощником ему новый воевода Василий Никитич Пушкин назначил год назад Петра Новоселова. Быть бы по закону Новоселову колымским приказчиком, да казаки избрали в начальники Втора Гаврилова. Новоселов обиделся, забрал своих покручников[81] и ушёл вверх по Колыме.
И ещё один человек на казаков обиделся. На людях был весел, а как закрывал в доме за собой дверь, так и чернел. Заслуги тот казак имел немалые. Пострадал на Колыме ранами, пришёл в эти места раньше Втора. Звали того казака Семёном Дежнёвым.
Целыми днями лежал Семён на лавке. Пугал Сичю упрямым в злобе молчанием. Семёну стукнул сорок второй год. Пошёл он на царскую службу простым казаком, шестнадцать лет служил, никакого чина не выслужил. Пошёл из Великого Устюга с ветром в кармане — по сей день ветер по карманам свищет.
За эти дни Семён запомнил все трещины на потолке. Думать было не о чем, перебирал в памяти, как чётки, свои заслуги, и день ото дня казались они ему всё большими. На Амге и Тате мирил батуруских якутов. В Оргутской волости с непокорного Сахея взял ясак миром. На Яну ходил с Дмитрием Зыряном. Ясак в Якутск привёз сполна, был ранен ламутами. С Мишкой Стадухиным на лютом Оймяконе были. По Индигирке плавал. На Алазее был, дошёл до Колымы… Прошли тяжкие времена, и никому не нужен Семён Дежнёв.
Вставал, наконец, с лавки, брал медное зеркало. Как невеста перед венцом, гляделся, шевелил в бороде седые пряди. Седина всегда нравилась Семёну, степенности она придавала. А теперь сердила.
— Старый хрыч, а всё одно — простой казак. Пошлют на побегушки, побежишь: служба.
Вернулся из похода Исай Игнатов Мезенец. Дошёл Исай до Чаунской губы и там выгодно торговал немым способом. Бежал под парусом на Восток. Увидал на берегу людей. Причалил. Толмача[82] с Исаем не было, и люди иноземные ушли от моря. Разложил Исай Игнатов на берегу свои товары: бусы, яркие одежды, материи, медные зеркала, сел потом в коч и отплыл в море.