Она глотнула кофе из бумажного стаканчика и покачала головой.
– Один приемник Бая Гильдебранда, а другой – Пита Джордана! За работой они слушают разные передачи! Им приходится врубать радио на полную катушку!
Грохот в мастерской стоял невообразимый, но солонина была чудесна, хлеб наверняка выпекался у Растермана, да и по поводу индейки и осетрины я тоже не мог сказать ничего худого. Поскольку из-за дуэли радиоприемников застольная беседа представлялась невозможной, я от нечего делать принялся смотреть по сторонам, и меня поразил Адриан Гетц, которого Ковен называл Малым. Он отламывал ломоть хлеба, клал на него кусок осетрины, сверху наваливал горку икры и все это поглощал. Покончив с подобным бутербродом, он делал три глотка кофе и начинал по новой. Гетц был занят этим, когда появились мы с миссис Ковен и продолжал в том же духе, когда я уже наелся до отвала и потянулся за очередной салфеткой.
В конце концов, впрочем, насытился и Малый. Он отодвинулся на стуле, встал, дошел до раковины у стены, подержал пальцы под краном и вытерся носовым платком. Вслед за этим он решительно выключил оба приемника. Потом вернулся за стол и произнес извиняющимся тоном:
– Это было невежливо, я знаю. – Возражать ему никто не стал. – Я всего лишь хотел, – продолжил Гетц, – кое-что спросить у мистера Гудвина, прежде чем пойду вздремнуть. – Он устремил взор на меня. – Скажите, знали ли вы, когда вы открывали окно, что внезапные ледяные сквозняки чрезвычайно опасны для тропических обезьян?
Он проговорил это даже не спокойно, а, скорее, задумчиво. Но что-то в этом типе – что именно, я не знал, да и вникать не особо хотелось, – до крайности меня раздражало.
– Разумеется, я знаком с этой теорией, – с готовностью отозвался я, – и, воспользовавшись случаем, как раз решил проверить ее на практике.
– Вы поступили необдуманно, – изрек он таким тоном, словно бы делился с аудиторией своим скромным мнением, а затем развернулся и вышел из комнаты.
Воцарилась напряженная тишина. Пэт Лоуэлл взяла кофейник и налила себе стаканчик.
– Да, Гудвин, не завидую я вам, – пробормотал Пит Джордан.
– Это почему же? Надеюсь, этот тип не кусается?
– Не спрашивайте почему, просто будьте осторожны. Иногда мне кажется, что это не человек, а кобольд[12]. – Он швырнул салфетку на стол. – Хотите увидеть художника за работой? Тогда смотрите. – Он прошагал к одному из приемников и включил его, а затем уселся за рабочий стол.
– Я уберу посуду, – сказала Пэт Лоуэлл.
Байрэм Гильдебранд – насколько я слышал, за время трапезы даже ни разу не пискнувший – включил другое радио и тоже пересел на рабочее место.
Миссис Ковен удалилась. Я помог Пэт Лоуэлл убрать со стола, но лишь с целью скоротать время: оба радиоприемника надрывались, а для развития знакомства на ранних стадиях я более полагаюсь на разговор. Затем ушла и она, и я побродил и понаблюдал за художниками. Мое отношение к Ослепительному Дэну пока не изменилось, но я не мог не восхититься тем, как они работают. Начиная с грубых набросков, которые для меня все выглядели одинаково, они столь быстро обращали наброски эти в готовые трехцветные рисунки, что я едва мог уследить за чудесными метаморфозами, перемещаясь по мастерской туда-сюда. Оба пахали практически без перерывов, если не считать того, что время от времени Гильдебранд вскакивал и прибавлял звук в своем приемнике, а минутой позже Пит Джордан отвечал ему тем же. Я уселся и предпринял эксперимент по прослушиванию двух радиостанций одновременно, но весьма скоро у меня начал сворачиваться мозг, и я поспешил убраться из мастерской.
Дверь из холла в гостиную была открыта, я заглянул туда и, заметив за столом занятую бумагами Пэт Лоуэлл, шагнул внутрь. Она оторвалась, кивнула и снова принялась за работу.
– Выслушайте меня, одну лишь минуту, – начал я. – Мы с вами одни на этом необитаемом острове, и вот уже несколько месяцев вы держите меня на почтительном расстоянии, и я в отчаянии. Нет, я вовсе не прошу вас о близости. Но, даже когда вы в этих ваших лохмотьях и без всякой косметики, ваша красота…
– Я занята, – категорически оборвала она меня. – Поищите себе другое занятие. Пойдите поиграйте с кокосовым орехом.
– Вы еще пожалеете, что меня прогнали! – разгневанно бросил я и вышел в переднюю, откуда через стеклянную входную дверь обозрел внешний мир. Вид был не ахти, а радиоприемники по-прежнему били меня по ушам, так что я направился наверх. Заглянув через арку в комнату слева и не увидев там никого, кроме обезьянки в клетке, я двинулся в другую, справа. Здесь тоже было полно мебели, но признаков жизни не наблюдалось. При подъеме по следующей лестнице мне показалось, что звук приемников, как ни парадоксально, стал не тише, а еще громче, и на самом верху я понял почему. Третье радио заходилось за одной из закрытых дверей. Я прошел по коридору и открыл дверь в кабинет, где ранее разговаривал с Ковеном. Нет, не здесь. Заглянул в другую комнату, но там передо мной предстали лишь полки, заваленные бельем. Постучал в дверь следующей и, не получив ответа, вошел. Это оказалась большая спальня, весьма затейливого вида, с огромной кроватью. Судя по мебели и различным аксессуарам, комната принадлежала супружеской паре. Радиоприемник на ножках выдавал «мыльную» оперу, а на диване вытянулась миссис Ковен, крепко спавшая. Во сне черты лица ее смягчились, и она выглядела не такой серьезной, с чуть приоткрытым ртом да расслабленными пальцами на подушке. Похоже, завывания приемника на прикроватном столике нисколько ей не мешали. Меня переполняла решимость найти Ковена, и я даже сделал пару шагов со смутной мыслью поискать его под кроватью, но, взглянув через открытую дверь справа в соседнюю комнату, обнаружил его там. Он стоял подле окна спиной ко мне. Рассудив, что если я войду к нему из спальни, где дремала его супруга, подобное поведение может показаться ему несколько нахальным, учитывая наше непродолжительное знакомство, я вернулся в коридор, закрыл дверь, переместился к следующей и постучал. Не получив ответа, повернул ручку и вошел.
12