— Я вовсе не хочу, чтобы вы изобличали моего мужа, мистер Вульф. — Она держала чек кончиками пальцев, словно боясь обжечься. — Богом клянусь, что не хочу! Но я должна знать. Я безобразная, закомплексованная и вдобавок неврастеничка, а вы такой крупный, красивый, отважный, и вам сопутствует успех… Когда я осознала, что мне нужна помощь, а мой кузен не в состоянии мне помочь и обратиться мне некуда, я все тщательно взвесила. Я тайком навела о вас справки, так, чтобы никто про это не прознал, или, во всяком случае, не догадался, зачем мне это понадобилось. Конечно, если мой муж замыслил против меня что-то дурное, я с ним порву; но я вовсе не хочу, чтобы вы пытались вывести его на чистую воду, я хочу лишь знать правду. Вы величайший сыщик в мире, и вы честный человек. Я хочу заплатить вам только за то, чтобы вы выяснили, где и как мой муж зарабатывает деньги, и все. Вы не вправе отказать мне в этом. Просто не вправе.
Она встала с кресла, подошла и положила чек на стол.
— Здесь указана сумма в десять тысяч долларов, но я вовсе не считаю, что этого достаточно. Как вы скажете, столько я и заплачу. Но не вздумайте говорить, что я прошу вас изобличить его! Боже мой — изобличить его…
Я ей даже немного посочувствовал, хотя она относилась к той породе людей, которые искренне убеждены, что богачам все дозволено, стоит лишь потрясти мошной. Простые служащие, вроде частного детектива, например, таких обычно на дух не переносят. В некотором здравом смысле этим богатеям, конечно, не откажешь, но вот одного они никак не способны уразуметь — что нельзя всех мерить одной меркой.
Данный случай, впрочем, к таковым не относился, и я надеялся, что Вульф тоже это поймет. Он понял. Его банковский счёт ещё не оправился от кошмарного потрясения, случившегося пятнадцатого марта[1], каких-то три недели назад, не то бы он, конечно, заупрямился. Вульф нагнулся вперёд, чтобы взглянуть на чек, перехватил мой взгляд, прочитал мои мысли, тяжело вздохнул и сказал:
— Блокнот, Арчи. Проклятье.
2
На следующее утро, в субботу, я сидел в кабинете и печатал итоговый отчёт о деле, рассказывать о котором, извините, не стану, поскольку получил строжайший запрет упоминать о нём даже в миле от ближайшего газетчика или микрофона. Мы уже ввязались в дело миссис Рэкхем, благо я депонировал её чек днём в пятницу, но пока ещё ничего не предприняли, даже не позвонили ни по одному из телефонов, что она нам оставила, так как Вульф решил, что прежде всего мы должны познакомиться с её мужем. Поскольку у Вульфа есть железное правило никогда не покидать дом по деловым вопросам, а у нас не было приличного предлога зазвать Барри Рэкхема к нам, завязать знакомство он поручил мне, и я уже придумал, как это устроить.
Миссис Рэкхем настаивала на том, что её муж не должен ни знать, ни даже подозревать, что за ним ведут слежку, да и вообще никто не должен об этом знать, что, конечно, усложняло мою задачу. Она также решительно отвергла моё предложение пригласить меня на уик-энд в её загородный дом в Вестчестере, где должна была собраться небольшая компания, под предлогом, что кто-то может опознать Арчи Гудвина как подручного Ниро Вульфа. И тогда Кэлвин Лидс внес предложение, которое было принято. В одном из уголков владений миссис Рэкхем ему принадлежал небольшой клочок земли, Хиллсайд Кеннелз[2], где он разводил породистых собак. Месяц назад кто-то отравил одну из собак ценной породы, и мы решили, что в субботу днём я отправлюсь туда под собственным именем — детектива Арчи Гудвина, который занимается расследованием отравления. А потом кузина пригласит Лидса в своё имение, Берчвейл, на ужин, и Лидс прихватит меня с собой.
И вот ясным субботним утром я сидел в кабинете (Вульф, как обычно, с девяти до одиннадцати торчал наверху, в оранжерее), заканчивая печатать отчёт без особых помех, за исключением пары телефонных звонков, с которыми я справился сам, и одного, из-за которого мне пришлось побеспокоить Вульфа: некто из ресторана «Муммиани» на Фултон-стрит сообщил, что им только что завезли восемь фунтов свежей колбасы от Билла Дарста из Хэкеттстауна, и они готовы поделиться с Вульфом. Поскольку Вульф почитает Дарста за лучшего колбасника к западу от Шербура, он потребовал, чтобы колбасу немедленно доставили с посыльным, только ни в коем случае не в сухом льду.
Когда в одну минуту двенадцатого послышался шум спускающегося лифта, я положил перед собой на столе большой словарь, раскрыл его на букве «К» и уткнулся в него, не обращая внимания на Вульфа, который вошёл в кабинет, прошествовал к изготовленному по специальному заказу креслу и сел. Он не сразу заметил, чем я занимаюсь, поскольку мысли его витали где-то далеко. Прежде чем позвонить Фрицу, чтобы тот принес пиво, он спросил: