В 1920 году в специальном меморандуме на имя главы правительства Веймарской республики генерал Сект предостерегал от недооценки сил молодого Советского государства. «Война Германии против России была бы безнадежным делом… Россия имеет за собой будущее, она не может погибнуть». В другом письме, направленном рейхсканцлеру Германии в июне 1922 года, Сект анализировал рост экономического и политического влияния Советской страны. «Кто в мире видел более крупную катастрофу, чем испытала Россия в последней войне? — писал он. — И как быстро окрепло Советское правительство и его внешняя и внутренняя политика!»[3]
И все же Сект оставался убежденным антикоммунистом, сторонником безусловного подавления «большевистской опасности» в самой Германии. Он стоял на пангерманских позициях, выступал за «аншлюс» Австрии[4], ликвидацию независимости Польши, захват ее земель. Признание силы Советского государства, предостережение относительно недопустимости агрессии против него и войны на два фронта — на Западе и на Востоке — диктовались реалистическим подходом к оценке событий и положения в Европе. Более того, в книге «Германия между Востоком и Западом», написанной, когда «отец рейхсвера» был уже не у дел, Сект призывал к экономическому сотрудничеству с Советским Союзом, невзирая на враждебное отношение к коммунистической идеологии.
«Сект уважал русских и хотел жить с ними в мире», — сказал однажды Паулюс. Но это была далеко не полная правда. На самом деле, Сект был просто гибче, дальновиднее гитлеровских стратегов. Он усвоил завет Бисмарка: война на два фронта — гибель для Германии.
Сект оказывал решающее влияние на формирование нового германского офицерского корпуса. Способности и образованность офицеров ценились при нем высоко. Именно в эти годы ранее безвестный капитан Паулюс начинает по меркам тех времен уверенно делать карьеру. Правда, на званиях это отразилось мало — быстрые производства пошли позднее, в гитлеровские времена. И все же капитан, а затем майор Паулюс считался одним из любимых учеников генерала.
— Однажды, — делился воспоминаниями фельдмаршал, — шеф вызвал меня и показал немую оперативную карту. «Вспомните, Паулюс, какая диспозиция сил и в каком сражении здесь изображена?» — Я внимательно посмотрел на карту и сказал: «Это начало битвы под Росбахом. Прусские войска разгромили здесь французов в 1787 году, господин генерал…»
— Браво, Паулюс, я давно присматриваюсь к вам, вы штабист по призванию и способностям.
Сект ушел в отставку. А Паулюс продолжал исправно нести службу. Семья — жена и трое детей — жила безбедно, средств было больше, чем у коллег. Паулюсов опекали тесть и теща — богатые румынские помещики. На их дочери, старшей сестре своих сослуживцев — офицеров-румын, лейтенант Паулюс женился в 1912 году. Родители невесты были против брака.
— Это был явный мезальянс, — говорил тридцать лет спустя Паулюс. — Лейтенант из семьи среднего чиновника, без связей и состояния, живущий на одно лишь офицерское жалование, и блестящая красавица Елена Констанция Розетти-Золеску, украшение бухарестского бомонда… Когда я знакомил невесту со своими родителями, отец и мать не могли выбрать верного тона беседы. Они явно робели в присутствии столь знатной и богатой дамы, имевшей собственный выезд, камеристку… Но Елена Констанция была умна, мила, тактична. И все в конце концов устроилось…
— Первым нашим ребенком, — продолжал рассказ фельдмаршал, — была дочь Ольга. Она родилась через неделю после начала войны, в августе 1914 года. Теперь Ольга баронесса фон Кугенбах. Ее родня по мужу — очень родовитые аристократы… Спустя четыре года, незадолго до окончания войны, родились близнецы Фридрих и Эрнст Александр. Оба стали кадровыми офицерами. Где они сейчас — не знаю. Эрнст Александр до последних дней был в котле, получил тяжелое ранение в голову. Он эвакуировался на одном из последних санитарных самолетов. Не хотел покидать отца.
После некоторого молчания, вызванного, видимо, воспоминаниями Паулюса о сыне, беседа возобновилась. И тут последовал, пожалуй, неожиданный для него вопрос:
— Скажите, господин фельдмаршал, как относились вы к нацистам, которые уже в начале тридцатых годов настойчиво рвались к власти? К их фюреру Гитлеру?
— Честно говоря, я их не замечал… В Берлине, когда я приезжал туда из Дрездена, Марбурга, Ганновера и других мест, где приходилось служить, всегда было шумно и крикливо… Митинги, демонстрации, потасовки — я всегда проходил мимо этого. Вообще политика нам, военным, была чужда, я бы сказал, враждебна. Армия была вне ее. Вернее, старалась быть.