Вслед за этой сетью интриг Россия начинает готовить свои боевые средства в строжайшей тайне, мало-помалу; становится под ружье. Уже с августа 1810 г. Александр стал обдумывать стратегический план на случай разрыва с Францией и, как известно, разрешил одному немецкому офицеру представить ему план кампании против Франции.[551] В это же время в прибалтийских и литовских губерниях начинается какой-то неясный гул. Это согнанное население роет и возит землю, исправляет и вооружает крепости, расширяет их зону и соединяет укрепления длинными рядами окопов. В первую голову Россия хочет устроить близ своих границ обширную систему укреплений, с целью защитить центральные части государства, прикрыть обе столицы и преградить все пути и вторжению. Работы ведутся с лихорадочной поспешностью. Строятся не долгосрочные укрепления, а принимаются меры неотложной предосторожности, – идут приготовления к предстоящей в скором времени войне. Из современных источников известно, что, когда Наполеон посоветовал варшавянам приступить к фортификационным работам, работы русских в Динабурге и Риге были уже в полном ходе, где “они по высочайшему повелению, ведутся непрерывно день и ночь”.[552] В следующем месяце – в сентябре – по Двине и Днепру, в промежутке, разделяющем обе реки и представляющем наиболее уязвимый пункт империи, точно из земли вырастают и обрисовываются на горизонте профили редутов укрепленных лагерей.
Александр не ограничивается тем, что намечает для будущей войны свои оборонительные линии и опорные пункты. Он приказывает произвести сборы и передвижения войск. В этом деле первый шаг бесспорно принадлежит ему. Во второй половине 1810 г. – когда Наполеон не двинул еще ни одного человека, – к стоявшим близ границы русским корпусам, содержавшимся в полной боевой готовности, подошли еще другие корпуса. К расположенным здесь войскам непрерывно подходят подкрепления, наличный состав их увеличивается; незаметно формируются целые армии. Но ни один звук не выходит за пределы этой громадной и немой империи, где замирает всякое слово, где молчание сделалось второй натурой и стало законом; ничто не выдает этого проскальзывания к границам людей, пушек и предметов боевого снаряжения. С нашим посланником в Петербурге обходятся по-прежнему изысканно-любезно. Лишенный всякой возможности приобрести надежные и точные сведения, отделенный от нации непреодолимой преградой – незнанием языка, он не замечает ничего подозрительного, ибо видит только дворец и двор, только эти светлые точки мелькают пред ним среди окружающей его непроглядной ночи. Он не знает и, следовательно, не может донести своему повелителю о переменах в расположении русских войск, которые исподволь подходят к границе и располагаются в западных губерниях. Александр надеется, что до конца года, – раньше, чем какое-нибудь известие вызовет тревогу Наполеона, – у него будет триста тысяч человек, готовых войти в боевую линию и двинуться на Запад, в случае надобности, для усиления их будут служить несколько корпусов, взятых из дунайской армии.[553] Ему известно, что к востоку от Рейна у Франции нет и пятидесяти тысяч солдат. Но это неравенство сил дает ему только лишний повод первому начать приготовления к войне. Собрав войска, на что решится он? Станет ли он ожидать врага на своей территории, чтобы шаг за шагом оспаривать у него почву и заманивать его в глубь дебрей своей страны, или же захочет предупредить его, и, бросившись на герцогство Варшавское, подать руку восставшей Германии? Как будто он скорее склонен отважиться на последний рискованный шаг. Он все еще не отказывается от проекта, который доверил Чарторижскому, но пока не дает этому проекту вполне законченной формы. Решение стать в оборонительное положение не исключает в нем поползновения самому перейти в нападение.
Следует ли на основании этих приготовлений делать заключение, что Александр бесповоротно решился на войну, что для того, чтобы начать ее, он только выжидает благоприятного момента а подходящего случая? Подобно Наполеону, у него не было ни желания, ни предвзятого намерения вести войну, но он неудержимо шел к ней, не отдавая себе вполне ясного отчета, к какой цели приближается он с каждым днем. Конечно, он переживал минуты жестокой борьбы, и весьма вероятно, среди смущавших и сдерживавших его мотивов главную роль играл страх столкновения с гением которого никто еще не захватывал врасплох, которому счастье никогда не изменяло. Затем возможно и то, что у него, от природы чувствительного и гуманного, являлась боязнь угрызений совести, что его душа содрогалась от жалости при мысли открыть широкое поле деятельности ужасному бичу войны. К несчастью, убеждение, что Наполеон посягает на его безопасность, все более усиливающееся отвращение к той политике, в которой теперь он видит только беззаконие и насилие, затем честолюбивые мечты выступить мстителем за похищенные короны и сделаться освободителем народов, – все это вместе взятое мало-помалу берет верх над его нерешительностью. Он не может уже остановиться на пути, по которому устремился и который неизбежно приведет его к войне, если только Англия не пойдет на уступки прежде, чем он завершит свою эволюцию. Только изъявление покорности нашей соперницей могло сдержать готовых вернуться к ней союзников и парализовать их волю, только это одно могло удержать под железной десницей императора распростертую у ног его Европу и окончательно упрочить его торжество. Падет ли Англия в жестокой борьбе, которая все теснее охватывает ее и доходит до кульминационного пункта? Она еще на ногах, но уже бывают моменты, когда она шатается, когда у ней сказываются признаки истощения. Но ведь выкованное императорское оружие, которым он наносив удары с таким ожесточением и злобой, может обратиться против него самого? Очевидно, Наполеон не допускал этой мысли. Подчинив себе волю всех народов от Пиренеев до Немана, опьяненный властью, поддался безумию идеям о своем всемогуществе, потерял сознание, что и его мощи есть предел. Под наитием этих идей он решает, что для достижения конечного результата ему все дозволено. Поэтому он усиливает и без того жестокие меры, делает ошибку за ошибкой, и, думая, что приближается к цели, быстрыми шагами идет по пути к гибели. Система, избранная им для закрытия британской торговли последних рынков, проводится им с таким подавляющим деспотизмом, какой никогда еще не тяготел над народами. Он вмешивается во внутреннюю жизнь государств, присоединяет своей верховной властью целые области и в мирное время, путем простых декретов, делает серию захватов. Эти вечные, налагающие на Европу клеймо рабства захваты тревожат и возмущают единственное государство, в котором еще сохранились сознание и гордость независимости. Они примиряют Александра с мыслью о неизбежности жесткого решения. Мы увидим из дальнейшего изложения, что к имеющейся уже главной причине к конфликту – польскому вопросу – они прибавят и даже создадут новые поводы к раздору. Вокруг этого центрального пункта разлада они сгруппируют побочные осложнения, и те самые меры, которые принимаются императором с целью разорить Англию, если они на дадут быстрого результата, неминуемо ускорят разрыв с Россией.
ГЛАВА XII. ИЗБРАНИЕ БЕРНАДОТА
Континентальная блокада на севере Европы. – Ее главная задача; война с колониальными товарами. – Откуда взялась ее идея. – Комитет Общественного Спасения; Наполеон подпадает под влияние своих страстей и роковым образом идет по проложенным до него путям. – Ошибка и основной недостаток системы. – Блокада ведет к беспредельному расширению империи. – Присоединение Голландии. – Александр не одобряет присоединения Голландии, но обходит его молчанием. – Усилия Наполеона закрыть товарам своих врагов вход в немецкие реки. – Решение участи ганзейских городов отложено на неопределенное время. – Налог в пятьдесят процентов на колониальные товары; Европа задыхается в тенетах запретов; новый род инквизиции. – Изгнанные из Немецкого моря английские товары находят сбыт в Балтийском море. – Нарушение законов блокады в Померании. – Швеция делается складочным местом английских товаров. – Попытки Наполеона оказать давление на Швецию. – Опасность устанавливать сферу влияния Франции в непосредственном соседстве с Россией. – По политическим соображениям Швеция склоняется на сторону Франции, тогда как материальные интересы связывают ее с Англией. – Смерть наследного принца. – Созыв сейма для избрания наследника. – Король Карл XIII мечтает об избрании брата покойного принца и представляет его кандидатуру на благоусмотрение императора. – Некоторые указания Наполеона в пользу датского короля. – Мысль о соединении скандинавских корон – Journal de l'Empire. – Наполеон присоединяется к выбору, предложенному шведским двором. – Мудрость этого решения. – Барон Алькиер получает приказание отправиться в Стокгольм и поддержать кандидатуру принца Августенбурга. – Приезд поручика Мернера в Париж. – Группа шведов по собственной инициативе обращается к Бернадоту. – Бернадот испрашивает у императора позволение выставить свою кандидатуру. – Наполеон блуждает в области противоречивых интересов и страстей. – Не желая причинить неудовольствие России, он отказывается поддержать Бернадота, но позволяет ему выставить свою кандидатуру. – Ошибочные расчеты. – Отъезд Алькиера отменяется; Наполеон систематически воздерживается от участия в деле. – Тщетные усилия барона Лагельбиельке узнать мнение императора. – Швеция в отчаянии обращается к Наполеону и просит у него “одного из его королей”. – Антирусские заявления поверенного в делах Дезожье. От Дезожье отрекаются и отзывают его. – Сейм в Эребро; предвыборные интриги. – Приезд Фурнье. – Маг и волшебник. – Махинации, которые в самую последнюю минуту обеспечивают успех Бернадота. – Сопротивление старого короля; король уступает. – Бернадот избран. – Ответственность императора в этом событии, имеющем роковое значение для Франции. – Какие объяснения даются России. – Негодование петербургского общества; показное спокойствие Александра; его тайная мысль. – Наполеон и Александр ближе рассматривают возможность разрыва. – Оба они думают о восстановлении Польши с целью воспользоваться ею в предстоящей войне. – Какая подготовительная работа была поручена Александром графу Потоцкому. – Слова Наполеона Меттерниху; он выведывает мнение Австрии по поводу идеи обмена Галиции на иллирийские провинции. – Князь и граф Меттерних; политика сына идет вразрез с политикой отца. Продолжение, успешный ход и полное крушение переговоров, начатых графом Шуваловым. – Возвращение Меттерниха в Вену. – Тесная связь между попытками императоров сойтись с Австрией и их предполагаемыми планами относительно Польши.
552
Письмо из Митавы от 23 августа 1810 г. В двух донесениях от 16 и 19 сентября даются более обстоятельные подробности, Archives nationales, AF, IV, 1653.
553
Письма Александра Чарторижскому, опубликованные в Mémoires du prince Adam Czartoryski, II, 254, 273. Cf. Boutourline, Histoire milimaire de la campagne de Russie en 1812, I, 45.