Всегдашним желанием Наполеона было привлечь Александра в Париж. В Тильзите он заручился обещанием царя, что тот посетит его в Париже, и эта идея, видимо, улыбалась его союзнику. В следующие месяцы Наполеон избегал возобновлять приглашение только потому, что хотел ускользнуть от нового разговора по поводу Турции и избавить себя от определенных обязательств. В Эрфурте императоры снова говорили о том, чтобы свидеться, и с тех пор, несмотря на то, что Александр значительно охладел к своему союзнику, он по-прежнему поддавался притягательной силе Парижа. Еще не так давно он сказал Коленкуру: “Я хотел бы, как можно скорее, поехать в Париж. Там я хочу снова скрепить союз; там же нужно заготовить и новое оружие против Англии”[270]. Брак доставил бы случай напомнить царю о его обещании и послужил бы поводом осуществить мечту русского государя.
Нигде, кроме Парижа, Наполеон не предстал бы пред своим союзником таким великим, таким могучим, таким миролюбивым; нигде не явился бы в таком обладании прочной властью и могуществом; не только завоевателем, но и главою империи. Представ пред взорами своего гостя среди учреждений, которые были его творением и его славой, он постарался бы обворожить его своими чарами, и, увлекая его за собой, действуя на его воображение, господствуя над его умом, он, может быть, сумел бы вернуть свое обаяние, и снова внушить ему доверие. Конечно, он слишком хорошо знал непостоянный и ненадежный характер Александра, чтобы льстить себя надеждой завладеть им прочно и навсегда. Ну что ж! Если потом и суждено будет чарам рассеяться, все-таки брак и свидание на время создадут, по меньшей мере, то могучее нравственное впечатление, ту наиболее величественную из демонстраций, при помощи которых Наполеон силится поддержать в глазах Европы иллюзию полного и нерасторжимого согласия с Россией. В его собственных глазах союз с Россией – прежде всего величественный спектакль, который он дает на мировых подмостках; это – ряд следующих одна за другою пред взорами Европы внушительных и обаятельных картин, имеющих своей задачей держать в покорности наших подданных и в страхе врагов. С неиссякаемым искусством Наполеон умудряется варьировать состав действующих лиц и обстановку представлений. Сначала Тильзит – неожиданный сценический эффект: борьба прервана и заменена союзом. Оба противника бросают шпаги, клянутся быть друзьями и ненавидеть только Англичанина. Затем вызывается мираж предприятия с разделом Востока и преобразованием целого мира. Далее, Эрфурт с его съездом высочайших особ и великосветским великолепием. Наполеон братается с Александром, чтобы вместе царить над собранием королей и могущественных вассалов. После Тильзита и Эрфурта Парижу предназначается воскресить уже отдаленные воспоминания и оживить впечатления, которые начинают изглаживаться. Проезд по Европе Александра, сопровождающего царскую дочь, и затем вручение ее Наполеону явится в глазах всех актом безусловного преклонения. Такое событие может сломить упорство англичан. Оно докажет им, что Россия с ее неисчерпаемыми источниками не сегодня-завтра соединится на их погибель со всеми дисциплинированными силами Запада, и что тогда против Англии выступит “союз из ста миллионов человек”[271].
ГЛАВА VI. АВСТРИЯ И РОССИЯ
На случай неудачи брака с русской великой княжной Наполеон старается обеспечить за собой другие партии. – Какие браки возможны. – Король и королева саксонские в Париже; истинная причина и результат их путешествия – Австрия. – Откровенный разговор Меттерниха c Лабордом. – Последние приемы Жозефины в Тюльери; встреча Флоре с Семонвиллем; прерванный и вновь начатый разговор. – Вечер 15 декабря 1809 г. и день 16-го; официальное объявление о разводе. – Наполеон во время заседания Сената. – Новые жалобы Александра, посланные еще до прибытия наших курьеров. – Мягкий, примирительного характера ответ; скрытое неудовольствие. – Император в Трианоне; первое слово по адресу Австрии; характерное словесное предписание герцогу Бассано. – Параллель между переговорами в Петербурге и Вене; их существенное различие. – Путешествие императора Александра в Москву; вынужденная отсрочка наших предложений. – Шварценберг и Лаборд. – Наполеон получает еще одну русскую ноту по поводу Польши, – Припадок гнева, – Письмо от 31 декабря 1809 г. к императору Александру. – Посещение Мальмезона. – Вмешательство Жозефины и Гортензии. – Графиня Меттерних. – Разговор под маской. – Обаяние австрийского дома. – Какая перемена совершается мало-помалу в уме императора. – Каковы бы ни были его тайные симпатии, он остается твердым и ни на йоту не отклоняется от России. – Он с нетерпением ждет ответа из Петербурга. – Медленность сообщений. – Первый курьер герцога Виченцы. – Подписание договора относительно Польши. – Первая статья. – Справки о великой княжне Анне. – Возвращение императора Александра. – Его путевые впечатления. – Переговоры начинаются. – Поведение Александра: его откровенные признания на счет характера его матери и сестер. – Теория Румянцева. – Формальное предложение. – Первый ответ императрицы-матери. – Обращение за советом к великой княгине Екатерине; положение, занятое великой княгиней. – Следующие одна за другой отсрочки. – Избыток предосторожностей, которыми Александр обставляет переговоры о браке. – Не идущая к делу и не нужная предупредительность. – Западная империя. – Коленкур предсказывает благоприятный исход.
I
Император твердо решил жениться на сестре Александра. Однако, он предвидел тот случай, когда этот брак мог не состояться по обстоятельствам, не зависящим от его воли. Это в достаточной степени подтверждается вполне определенными фразами в обоих письмах к Коленкуру. С одной стороны, могло случиться, что Коленкур, после справок о великой княжне, не сочтет себя вправе сделать предложение; с другой, возможно было и то, что Александр заведет разговор о разных препятствиях и, пользуясь этим, уклонится от предложения. Император слишком хорошо изучил русского государя, чтобы не допускать возможности новых проявлений его бесхарактерности. Если бы то или другое из этих предложений оправдалось, было весьма существенно, чтобы оно не застало нас врасплох и чтобы другая принцесса была тотчас же приглашена занять место той, которую Россия будет лишена возможности или не пожелает нам дать. У Наполеона было обыкновение – постоянное и неизменное “ч всякий раз, когда он задумывал какой-нибудь план, придумывать и держать про запас еще другую комбинацию, которая в случае неуспеха, могла бы заменить первую. “Я всегда, – говорил он, – решаю задачу несколькими способами”[272]. Делая в Петербурге официальное предложение, он находил небесполезным принять меры на случай отказа или уклончивого ответа и осторожно наводил справки при других дворах. Забота об этом занимала его, как в дни, непосредственно предшествовавшие разводу, так и после того, как совершилась церемония развода.
Многие из высочайших домов сочли бы за высокую честь породниться с императором Франции. Но среди них мало было таких, которые вполне отвечали намерениям императора, удовлетворяли требованиям его гордости и политики. В Германии насчитывалось несколько домов католической веры, древнего происхождения, общепризнанной способности давать большое потомство. Но подобало ли главе Конфедерации брать в супруги вассалку; мог ли он обращаться к династиям, которые только благодаря ему удерживали свою власть, свой новый титул и величие которых было только отражением его собственного? Из них только одна саксонская семья заслуживала некоторого внимания по тому высокому положению, которое создала ей Франция не только в Германии, но и в Европе. Не имея блеска, она пользовалась уважением. Это был достойный дом, но не крупное государство: его вассальное положение было более чем очевидно. Забегала ли сама саксонская семья или была вызвана на это, но только очень скоро сделалось известным, что там готовили в императрицы дочь царствующего короля, принцессу Марию-Августу[273]. Напрасно, однако, некоторые советники императора, мало знакомые с внешним положением, усматривали в этом браке нейтральную партию, не ставящую в неловкое положение и, следовательно, достойную одобрения: она имела бы слишком явную антирусскую окраску. Разве саксонский король не был в то же время и великим герцогом Варшавским, государем поляков, на которых в Петербурге смотрели, как на опасных врагов, как на авангард на случай вторжения в Россию? Трудно допустить, чтобы Наполеон серьезно думал о браке, который мог лишить его союза с первоклассной державой, не давая ему взамен другого союза.