Публичная казнь Кернса и других заложников широко использовалась английской пропагандой. Лотиан обратил внимание на этот случай и сообщил о нем Рузвельту — как о примере того, чем оборачивается для любой страны германское нашествие.
Между тем ситуация на юго-востоке Англии продолжала ухудшаться. Мощь немецкой армии и скорость ее продвижения убедили английское командование в том, что если врага не уничтожить сейчас, он окончательно станет неуязвимым и тогда не поможет даже флот[400]. Беспомощность RAF стала очевидной для всех. ВВС Великобритании понесли слишком большие потери, пытаясь одновременно прикрывать с воздуха корабли и охранять свои аэродромы. “Люфтваффе” могли полностью переключиться на поддержку наземных операций. Транспортные самолеты спокойно перевозили запланированные 2000 тонн грузов в день[401].
В этой обстановке соединение “Н” покинуло Гибралтар. Господство в западной части Средиземного моря перешло к Италии.[402]
Премьер-министр Великобритании понял необходимость принятия тяжелых решений. Он согласился с Диллом, что ответственность за защиту нации лежит на армии, а силы RAF более нельзя принимать во внимание. Поэтому Невиллу было приказано прекратить борьбу за господство в воздухе и сосредоточить свои усилия на защите Лондона и содействии флоту.
Черчилль отозвал из Гибралтара соединение “Н”. Переговоры с американцами затягивались, и надеяться на скорое прибытие в Средиземноморье кораблей Западного патруля было бесполезно. Так что уход Соммервилла полностью развязывал руки итальянцам.
Паунд предупредил, что вмешательство соединения “Н” может не привести к желаемому результату, но его доводы были отклонены. Невилл же опасался того, что эскадрильи истребителей, которым было приказано отступить в глубь страны, не смогут прикрыть Лондон. Впрочем, через “Ультру” были получены сведения, что Гитлер запретил бомбить город.
Все усилия военных руководителей Великобритании отныне были направлены на укрепление “Линии Генерального штаба” зенитными и противотанковыми орудиями. Не считая флота и ВВС, эта линия оставалась единственной опорой англичан.[403]
XIV. Битва за “Линию Генерального штаба”
Враг не оказывал более никакого сопротивления действиям “Люфтваффе”. С помощью воздушной разведки немцы собрали достаточно данных о последней оборонительной позиции, даже не приближаясь к ее аванпостам.
Их общий стратегический план состоял в расширении захваченного плацдарма на запад и прорыве к западным окраинам Лондона. Позднее предполагалось захватить центральные районы страны и поставить себе на службу промышленные предприятия южной и средней Англии. Но прежде всего надо было прорваться через “Линию Генерального штаба”[404].
По расчетам Буша, эта операция должна была занять неделю, если, конечно, удастся провести хорошо скоординированную атаку. Насколько он мог судить, англичане еще не закончили все свои приготовления. Когда 9-я танковая дивизия 19 июля[405] подошла к реке Медуэй, мосты были взорваны, а патрули, посланные через реку, попали под сильный обстрел. Тем не менее, разведчики смогли нащупать прорехи в линии обороны и доложили о возможности прорыва.
Буш верно предположил, что англичане ожидают от него “правильной осады”. По их мнению, немецкие войска должны были на широком фронте войти в соприкосновение с “Линией Генерального штаба”, выбрать для прорыва один или два сектора, сконцентрировать против них превосходящие силы и лишь затем нанести удар. Такой образ действий был обычной военной практикой. Именно поэтому Буш решил отказаться от данной схемы и прорвать оборонительную позицию малыми силами.
К этому времени немецкие авангарды начали выдвигаться за Кренбрук. Порт Рай еще не был захвачен, но, когда он будет взят, это не принесет немцам большой пользы, Седьмой корпус не мог присоединиться к 16-й армии за один день, но 35-я пехотная дивизия уже высаживалась в Менстоуне (и частично в Детлинге, прямо под носом у врага), поэтому оказалось возможным с ходу прорвать “Линию Генерального штаба”. В мае Буш скептически отнесся к предложению Гудериана осуществить подобную операцию на Маасе и даже какое-то время гордился тем, что осудил “эту авантюру”. Теперь же он старался подражать “шедевру воинского мастерства и неожиданности”.
400
Собственно, это уже произошло. Тактический прорыв превращен в оперативный, ширина фронта вторжения соответствует армейской операции. Немцы уже могут начать переброску на английскую территорию еще одной армии. Речь идет теперь не о блокаде плацдарма, а о сражении в открытом поле. Опыт кампании во Франции показал, что в таком бою английская армия “образца 1940 года” не может противостоять вермахту.
401
Это соответствует пятистам самолетовылетам, а с учетом негабаритных грузов — даже большему числу. В начале операции реально было 329 самолетов, около 50 машин должны были выйти из строя в день S, примерно столько же — в последующие дни. Если учесть необходимость профилактики и текущего ремонта, а также — отвлечение Ju.52 на другие задачи (например, — для экстренной доставки подкреплений), получим, что ежедневно каждый находящийся в строю самолет должен делать около 3 вылетов. По-видимому, это выполнимо, — но на пределе возможностей людей и штабов. Более реальной представляется доставка 1000—1200 тонн грузов в день.
404
Как сказал бы гроссмейстер Д.Бронштейн, “эту картинку можно раскрашивать в разные цвета”. Раз уж немцам удалось вырваться с плацдарма (заметим, что в Нормандии союзники потратили на это несколько месяцев — при большей первоначальной ширине фронта и колоссальном превосходстве в силах), у них появляется много заманчивых оперативных комбинаций. Наступление на Лондон — не лучший план, но, конечно, выигрывает и он.