Противник наносит удары по самым чувствительным местам: убивает партийных активистов, патриотов (в том числе старейшин), оседлал все стратегические коммуникации и нарушил работу транспорта, разрушает важные экономические объекты (так, взорваны две буровые установки на Айнакском медном месторождении стоимостью 200 тысяч рублей каждая, школы (их уничтожено уже 1400), больницы, административные здания. Серьезный урон причиняется сельскому хозяйству: неизменно сокращается поголовье крупного и мелкого скота. По сравнению с прошлым годом сократилась площадь посевов хлопчатника на 26 тысяч гектаров, сахарной свеклы — на 1,3 тысячи гектаров.
Мятежникам удалось изгнать народную власть из ряда освобожденных в течение зимы уездов и волостей и насадить контрреволюционные органы власти (так называемые «исламские комитеты»)».
Вроде бы ничего особенного… Сколько таких депеш по всем линиям поступало в то время в Ташкент, Москву… Но вчитаемся в продолжение докладной. Подполковник Шершнев беспощадно критикует НДПА за фракционные разногласия и неспособность овладеть ситуацией (а это уже, извините, большая по тем временам дерзость), подвергает уничижительным характеристикам афганские вооруженные силы (и это тоже не могло понравиться, ведь советниками там были наши офицеры и генералы), высоко оценивает боевой потенциал оппозиции, делая вывод, что «контрреволюция способна длительное время противостоять не только слабому народно-демократическому режиму, но и оказывать упорное сопротивление советским войскам (а это уже вообще ни в какие ворота не лезет, ведь приказано же на последнем совещании маршалом Соколовым: «Окончательно разгромить контрреволюцию к 7 ноября»). А еще этот несносный Шершнев утверждает: «Значительная часть населения активно поддерживает мятежников». «Отмечается рост антисоветских настроений».
Ну, скажите, какую реакцию могла вызвать такая записка, попади она на самый «верх»?
А Шершнев между тем с наивной отвагой утверждает и вовсе крамольное: «Армия выступает главным образом как военная, разрушающая, но не созидающая сила. В войсках, как правило, с пафосом говорят: «Мы воюем!» и не услышишь: «Мы помогаем!» Складывается мнение, что чаще мы наносим ущерб местному населению и настраиваем его против себя, чем оказываем ему помощь и привлекаем тем самым на свою сторону».
Хорошо, что среди начальников Леонида Ивановича попадались люди умные, порядочные, иначе несдобровать ему. Одним из таких людей был возглавлявший тогда в Главпуре одно из управлений доктор философских наук генерал-лейтенант Д. А. Волкогонов,[10] пригласивший нестандартно мыслящего офицера в свой аппарат — и сразу на генеральскую должность.
Повышением своим Шершнев тут же воспользовался: добился, чтобы БАПО стали штатными единицами в 40-й армии.
Весной 1983 года в редакции «Комсомольской правды» Шершнева, который стал к этому времени полковником, познакомили с письмами, поступающими в ответ на «афганские» публикации газеты. Леонид Иванович внимательно проанализировал почту и подготовил записку начальнику Главпура А. А. Епишеву. Вот выдержка из нее (на первой странице записки имеется резолюция: «Маршалу Советского Союза тов. Соколову С. Л. доложено»):
«Анализ писем показал, что их авторами являются в основном матери, чьи сыновья погибли, служат или могут служить в Афганистане; сестры и невесты, юноши призывного возраста. В содержании писем можно выделить следующие моменты:
— боль за погибших сыновей, сверстников. Страх за возможные потери. Боязнь посылать своих близких в Афганистан. Особенно тяжелыми являются переживания родителей, имеющих единственного сына;
— невосприятие интернационализма в форме прямой военной помощи. Утверждения на этой основе того, что наше участие и наши потери в боевых действиях в Афганистане являются неоправданными (есть такие высказывания: «на чужой земле льется кровь наших сынов за чужие интересы»; «погиб без чести и славы на чужбине»; «какое право имеет наше правительство держать наши войска в Афганистане?»; «для защиты Афганистана я своего сына не растила»; «кусок хлеба отдам, а брата своего не отдам»);
— выражение непрестижности службы в Афганистане («служба в Афганистане — это высшая мера наказания… место каторги»; «матери в истерике провожают сыновей в армию, а сыновья не горят желанием отомстить добровольно за павших в Афганистане»; «многие мои ровесники боятся попасть служить в Афганистан»);