Выбрать главу

Отъезд застал меня врасплох. Я оказался спаянным с уезжающими. Уезжающие, уцепившись за двери вагонов, образовали единую стену, уже спрессованную скоростью. Остальные, на перроне, только раскрывали слабые объятия, махали руками. Чувствовалось, что остающиеся, став чужими друг другу после нашего отъезда, еще дойдут вместе до первого перекрестка, до первого предлога к расставанию. А потом город покажется им слишком маленьким, чтобы можно было не пересекаться.

Вокзал переходил в длинный туннель. В темноте туннеля меня вдруг озарила вспышка памяти. Ах! Я знал, что забыл главное: Сюзанну.

* * *

Вершины гор, окружавших Ифри, терялись в облаках. Сегодня первый дождливый день в сезоне. Ифри был построен на высоком наклонном плато; по улицам текла желтая вода. По переулкам старого перенаселенного города шлепали босыми ногами арабы.

Управление военно-медицинской службы находилось в старом городе, в конце тупика. Нас провели в кабинет полковника медслужбы, очень строгий и холодный. У меня был насморк. У Жоржа и Рене покраснели глаза. Все мы были плохо выбриты, плохо спали в приемном пункте; жались от холода.

Полковник за столом старинной работы делал вид, будто пишет; он словно не замечал нас. Потом он еще притворился, будто ищет на столе какую-то бумагу, и наконец решился поднять голову, показать вытянутую изогнутую линию профиля и выпуклый глаз. Он держал голову набок, как птицы.

— Запасники, — сказал он. — Сразу видно. Как зовут? Откуда?

Секретарь, молодой человек в пыльнике, сидевший за столом в сторонке, вписал наши фамилии в журнал.

— Один из вас останется здесь, в военном госпитале в Ифри, — сказал полковник. — Это… Рене Бюрже. Мишель Лувьо отправится в 28-й полк спаги[3], очень хороший полк, стоящий в Тунисе…

В этот момент полковника прервал звонок телефона; он снял трубку.

Мы, все трое, стояли по стойке «смирно». Я заметил, что стою несколько позади и подравнялся по своим товарищам. Пока полковник говорил по телефону, у меня в голове проносились короткие мысли, словно фразы из букваря: «Я — спаги. У полковника пять нашивок». Мое будущее меня больше не заботило. В руках своего начальника я чувствовал себя таким же бессильным, как под машинкой парикмахера, брившего мне затылок.

Полковник повесил трубку, снова обратил к нам свой профиль.

— Начнем сначала, — сказал он. — Рене Бюрже приписан к военному госпиталю в Ифри, Жорж Паре — к 28-му полку спаги. Все.

— А Мишель Лувьо? — спросил секретарь. — Куда вы направите Мишеля Лувьо, господин полковник?

— Я его отпускаю. Он возвращается в Мсаллах. Меня попросили из префектуры оставить одного интерна в больнице в Мсаллахе, по крайней мере на время. Мы призовем Лувьо позднее.

Кабинет полковника выходил на мавританский дворик, обрамленный арками с разноцветной мозаикой. Дождь отвесно падал на двор. Мы некоторое время нерешительно стояли под арками, словно у выхода из кино, когда идет дождь.

— Получается, что уезжаю я один, — сказал Жорж.

— Да, ты теперь спаги, — ответил я. — Я тоже им был, но только одну минуту. Будет чем похвастаться, вернувшись в Мсаллах. Будет чем народ посмешить.

— Не каждый, кто хочет, может воевать, — сказал Рене. — Не так уж просто пробиться на войну. Ты вернешься в Мсаллах, снова откроешь интернат, по крайней мере мы будем знать, куда ехать в отпуск.

— Может быть, ты сможешь взять к себе Люсетту и Эмму? — обратился ко мне Жорж. — Сохранишь их для нас.

— Ну уж нет! Нет! Это невозможно.

— Почему? Они тебе не помешают. У тебя нет любовницы.

— А если будет? Тогда ваши подружки станут меня стеснять. Это невозможно.

Я был не в настроении позволить стеснять себя кому бы то ни было. Сюзанна прежде всего; только Сюзанна! Судьба вновь бросала меня в объятия Сюзанны, ну так что ж! К черту совестливость! На войне я не нужен, ну и плевать! А Сюзанне я еще нужен.

У меня было такое же состояние духа, как у нервного человека, который, по неловкости порвав шнурок на одном ботинке, нарочно рвет и второй, принужденно смеясь. Как люди, которым не принесли успеха заказанные мессы, начинают молиться дьяволу, лишь бы только досадить доброму боженьке, я решился погубить себя дурным настроением и дурными намерениями. Я вульгарно решил, что уж попользуюсь я Сюзанной!

В конце концов я все-таки успокоился. Днем на какое-то время мне удалось побыть одному. Я сидел в большом кафе целиком из стекла, этаком аквариуме на краю тротуара. Рядом со старым городом начинался новый, с пустынными улицами бетонных домов. В этом квартале дождь казался мокрее, прохожие пользовались зонтиками. Я подозвал официанта, попросил принести мне расписание поездов.

вернуться

3

Французские африканские конные или танковые части.